Окна небольшого старого особняка выходили на одну из тихих московских улочек, случайно сохранивших старозаветный купеческий облик. Когда-то, в лохматом девятнадцатом веке дом принадлежал генералу Зацепину, а теперь, в начале века двадцать первого, стал снова генеральской собственностью, на этот раз отставного генерал-лейтенанта юстиции Леонида Михалыча Круглякова.
Произошло это в начале бурных девяностых годов, когда генерал был главным военным прокурором Москвы и получил особнячок от тогдашних московских властей за некие не совсем благовидные услуги, как в старину сказали бы «на кормление». Кормился генерал вместе со всем своим многочисленнымым семейством не дурно, сдавая здание в аренду нескольким небольшим фирмочкам, а кроме того разместив в нем офис собственной адвокатской конторы, которая существовала исключительно за счет старых связей хозяина.
Наташа оторвалась от монитора компьютера, посмотрела в окно и побежала делать кофе для генерала. Леонид Михалыч, несмотря на свои неполные шестьдесят, неплохо смотрелся в элегантном сером костюме, в мягком кожаном «директорском» кресле, за массивным, как он сам выражался, «министерским» столом.
— Чем это пахнет? Ты что опять курила, мерзавка? — лицо генерала начало наливаться кровью.
— Леонид Михалыч, это не я, это, Ольга накурила в приемной.
Ольга была любовницей одного из главных клиентов генеральской конторы, избалованной смазливой блядью, как про себя называла ее Наташа.
— При чем тут Ольга, ты не достойна ей трусы стирать, тварь! — генерал с силой бросил ручку «Montblanc» на мраморную столешницу.
Наташа уже привыкла к подобным выходкам генерала, но каждый раз бледнела и начинала дрожать мелким бесом, чем еще сильнее его возбуждала.
— Ну что молчишь, дура? Хотя все правильно, у тебя язык не для базара, а чтобы сосать.
Наташа опустилась на колени и поползла к генералу. Он любил унижать ее. Любил чувствовать полную ее зависимость. Он понимал, что зависимость эта связана не только с тем, что он может в любой момент ее уволить, лишив тысячи баксов в месяц или через своих знакомых выгнать из юридического института, но и с чем-то другим, не поддающимся его генеральскому пониманию.
Генерал глубже откинулся в кресле и раздвинул ноги. Наташа любила этот костюм, потому что ширинка именно на этих брюках расстегивалась проще всего. Она расстегнула молнию, затем ремень, спустила до колен брюки и залезла пальчиками под плавки. Знакомый запах немытых и потных яиц и члена ударил ей в нос. Член у генерала был большой и вялый. Наташа сначала взяла в рот головку, а потом стала поглаживать член пальчиками и вылизывать язычком обвисшую дряблую мошонку генерала. Это был один из двух способов хоть как-то поднять генеральский хуй
Член начал потихоньку приподниматься, как большой старый зверь, почувствовавший добычу. Наташа взяла его в рот и начала сосать. Она любила сосать этот хуй. Странное дело: она всем сердцем ненавидела генерала и при этом обожала сосать его хуй. Обожала, когда он брал ее обеими руками за ушки и грубо ебал в рот. Хуй был длинный и толстый, и даже некоторая вялость не мешала ему доставать до самого горла. Генерал любил именно ебать в рот, чтобы она давилась. Как будто это был не маленький пухлый девичий ротик, а разработанная пизда последней шлюхи.
— Ну что, дурашка, нравится сосать? — нежно, почти по-отечески спросил генерал. — А у тебя последнее время вроде лучше получаться стало, не зря тебя дуру учу. Хотя, конечно, над техникой еще работать и работать. Вот у меня в семьдесят первом девка в отделе была... Тебя-то, мокрощелки тогда еще и на свете не было. Вот та просто прирожденная хуесоска была. По самые яйца в рот брала. А как залупу горлышком сжимала — у меня главная задача была не спустить сразу! Ну, давай — давай, не расслабляйся — генерал отвесил Наташе легкую оплеуху, — Ты тут не на отдыхе, а до конца рабочего дня еще далеко.
Ощущение полной безвольности захлестнуло Наташу. С набрякшим толстым хуем во рту, с заскорузлой, огромной генеральской пятерней на затылке, она вдруг опять почувствовала невероятное возбуждение. Почувствовала, как старомодные, советской кройки грубые трусы, которые заставлял ее носить генерал, стали намокать. Наташа опять потекла, как последняя грязная сучка...
— Ну ладно, повезло тебе, зассыхе, сегодня, — хуй у меня, видишь, как тридцать лет назад стоит — давай, занимай позицию, ебать тебя буду. — Благодушно заявил генерал.
Занять позицию значило снять трусы и лечь животом на стол, спустив ноги. Это была любимая поза генерала. Ему, видимо, больше всего нравилось отсутствие у секретарши в этой позиции, какой бы то ни было свободы, а также вид, открывающийся на полную, крепенькую Наташину попку, беззащитно выставленную ему на потеху.
— Только бы по-нормальному, только бы не в задницу — пронеслось в голове у Наташи, когда она неуклюже стаскивала трусы и подходила к массивному огромному столу.
Подойдя сзади, Леонид Михалыч, по своему обыкновению, с силой ударил Наташу по попе. Она вскрикнула, но даже не двинулась с места — генерал запрещал ей двигаться. Вообще Наташе казалось, что когда она ложится на стол, генерал воспринимает её ни как живую, возбужденную женщину и даже ни как самку, а как нужный в данный момент предмет мягкой мебели, как удобную, тугую дырку, отлично подходящую для слива спермы. И, надо признаться, от этой мысли она тоже здорово текла.
Рука генерала спустилась ниже, прошлась по нежной внутренней стороне Наташиных ляжек.
— Ах ты, мокрая дырка, да ты уже обкончалась, всю руку из-за тебя, шалавы драной испачкал! — лицо генерада налилось кровью. — Давай, тварь, лижи мне руку! — и генерал стал засовывать свои здоровенные, поросшие рыжеватыми волосами, пальцы Наташе в рот. Сначала она вылизывала каждый палец в отдельности, даже посасывала, как маленький член, но потом он стал орудовать ими во рту девушки, то с силой надавливая на язык, то пытаясь просунуть пальцы ей в горло. Эта пытка продолжалась минут пять и наконец Наташа почувствовала, что ещё через минуту она либо блеванет прямо на руку генералу, что было равносильно самоубийству, либо просто потеряет сознание. И как раз в этот момент генерал вытащил пальцы из податливого ротика и начал молча раздвигать свисавшие со стола ноги Наташи.
...