— Я знал, что, Вы придете — сказал он хрустальным голосом.
— Вы знаете, кто я? — удивилась Лилиан.
— Нет! Но какая разница. После выступления ко мне всегда кто-нибудь приходит. Чаще женщины, хотя бывает и мужчины. Им нужно лишь одно.
— И что же это?
Сердце графини забилось, грудь сжалась в сладкой истоме.
— Им нужно приобщиться к моему безмерному таланту. А поскольку они все глупцы, им известен лишь один способ это сделать. Проникнуть в меня, или сделать так, чтобы я проник в них. Иначе говоря обменяться со мной соками своего организма, попытаться выпить мой талант, будто бокал кьянти. Пустышки, что хотят получить хоть толику моей полноты.
Щеки Лилиан вспыхнули румянцем. Никто еще не был с ней столь дерзок и высокомерен.
— Идите сюда, раз пришли — сказал кастрат, — я никогда не отказываю в этом. Это своего рода кульминация, завершение моей партии.
Он достал свой фаллос из панталон, длинный, узкий, чуть загнутый кверху. Чем-то похож на него самого. Лилиан не могла отвести от него глаз. Завороженная она подошла к нему.
— На колени перед великим Анжинелли! — сказал кастрат. Его голос будоражил, заставлял беспрекословно подчиняться.
Графиня опустилась на колени перед сидящим в кресле кастратом. Она немного приподняла вуаль, её полные губы заскользили по фаллосу Анжинелли. Кастрат откинулся на спинку, ноздри его раздувались.
— Да... — говорил он, — так я люблю. Нежно и шелково.
Лилиан сжимала губами его член так, будто и правда надеялась высосать всю его силу. Она то нежно щекотала языком самый кончик, то заглатывала его целиком. Иногда она надувала щеки, как то существо из фантазии, но лишь затем, чтобы её любовник почувствовал невыносимо приятные ощущения. В эти моменты ноги Анжинелли судорожно сжимались в коленях, ему невероятно нравилось то, что с ним делала незнакомка, которая так и не сняла вуали. Когда Лилиан взяла в нежную ладонь его мошонку, он не выдержал. Издав стон, он начал извергаться ей в рот. Графиня даже не успела удивиться, она полагала, что кастраты не способны к извержениям. Но доказательство обратного сейчас наполняло её рот, стекало по подбородку.
— Глотайте! — сказал кастрат, — глотайте мою сущность!
Лилиан подчинилась, едва не подавившись.
— А теперь я попробую Вас.
Он встал с кресла, навис над ней. Член его несмотря на опустошение оставался торчать. Анжинелли бросил Лилиан на кровать, задрал юбку, сорвал с неё панталоны. Замер, любуясь её лобком, заросшим светлыми волосами, бесстыдной розовой пещеркой. Он прильнул к ней, заскользил языком. Графиня раскинула ноги в стороны, один из туфлей упал с её ступни, второй продолжал держаться. Его длинный язык бесцеремонно проникал в глубины, носом он щекотал клитор. Графиня под вуалью вся раскраснелась, у неё давно не было близости, она двигала бедрами ему навстречу. К тому же эта бесцеремонность делала все ощущения острее. Его язык вынырнул из вагины и устремился к заднему проходу. Графиня прижала его маленькую женскую голову к себе ногой.
— Чудесно... чудесно... — шептала она.
— Да! Великий человек велик во всем! — согласился Анжинелли, убирая лицо от её промежности. Между его губами и анусом Лилиан все еще оставалась ниточка слюны.
— А теперь я проникну в Вас! — заявил он торжественно, — запомните это мгновение навсегда. И вечно храните в своем сердце.
Он прижал головку к её промежности, провел по половым губам, потом ниже и неожиданно с силой стал проникать в анус.
— Что Вы делаете? — задохнулась Лилиан.
Но Анжинелли уже проник почти на всю длину. Член его был довольно узок, к тому же обильно смазан, ему не составило труда проникнуть туда. Лилиан замерла от острого непривычного чувства. Анжинелли начал медленно двигаться, наращивая темп. Его длинные пальцы одновременно скользили в её вагине, указательный и средний проникали внутрь, большой скользил по клитору. Это все вызывало непривычные ощущения, чем-то схожие с теми, что она мысленно испытала на облаке. Кастрат проникал в неё, но в то же время, будто что-то вытягивал. Каждое его движение было все невыносимее и все приятнее. Графиня подняла глаза к потолку. Кровать в домике для кастрата не была завешена балдахином, лежа на ней можно было увидеть потолок. Но на потолке была одна деталь, которой раньше не было. Там висело огромное зеркало, видимо Анжинелли въезжая, распорядился его повесить сюда. Лилиан впервые увидела себя со стороны, в момент совокупления. Она лежала на спине, её лицо по прежнему закрыто вуалью, но даже сквозь неё видно, как блестят глаза, как шевелятся губы, будто в воздушной поцелуе, как прыгают две огромные груди в корсете, как ритмично движутся пышные бедра. Анжинелли двигался, стоя перед ней на коленях, будто стараясь не загораживать открывшегося вида.
Сам он был неотличим от женщины, высокой, нескладной, но невероятно волнующей и красивой. Его округлые небольшие ягодицы были такие же прекрасные, как у Мадлен. Сама мысль, что она сейчас совокупляется с женщиной у которой член сводила Лилиан с ума. Когда Анжинелли в очередной раз проник на всю длину, графиня пришла к пику наслаждения. Она жадно смотрела на себя в этот момент. Лицо её исказилось, губы приоткрылись, издавая нежный протяжный стон, руками они впилась в ягодицы кастрата, яростно насаживая его на себя, ноги сжались в коленях, сминая простыни на кровати. Пространство вокруг сжалось и запульсировало. В этот момент не выдержал и Анжинелли. С криком он кончил во второй раз. Графиня же не могла остановиться, оргазм сотрясал её, особенно когда она видела, как вытекает из её заднего прохода семя.
— Это был чудесный последний аккорд — сказал кастрат отдышавшись, — а теперь оставьте меня, великому Анжинелли требуется отдых!
