История одной шлюхи. шлюха здесь больше не живет. расстрел деда

— Лена! Тьфу… Женя! Спускайся. Его привезли. - Сергей кричал в трубку телефона так громко, что она могла бы услышать его и из двора. Она уже стояла у окна и сжав одну руку в кулаке, смотрела как из микроавтобуса выгружают человека с мешком на голове и ведут его к дверям в подвал. Последние две недели она только и делала, что писала, стоя на коленях перед журнальным столиком. Исписанные листы Филипп относил в кабинет Сергея. Женя отдыхала, ела, спала, плавала в бассейне, иногда плакала у камина, иногда выходила в сад, собирать цветы, но всегда возвращалась без букета, занимаясь лишь обрезкой мертвых побегов. Никто не отвлекал её и не трогал. Она постоянно носила спортивный костюм, меняя лишь футболки с черной на черную. Волосы собирала в пучок, иногда наносила на лицо боевую раскраску и в такие дни была особо опасна. Разговаривала отрывисто, односложно, могла вспылить, если её “Да” или “Нет” пытались проверить или пропустить без внимания. Была вся в себе. Порой после еды в столовой на салфетках Сэм находил стихотворные строки: Может ли вещь любить? Забыли у ней спросить, Но и запрета на то Не выдавал никто. И пока можно было Всякого вещь любила… Или: Кто я? Ебливая вещь, Седого Адама ребро, Даже своих костей нет у меня, Даже это бедро, Даже эта пизда была когда-то Адамом, И разве виновна в вещности я? Разве могу отвечать не “да”, Разве страшна мне адова яма? Или: Мы ебали, ебали, наши пальчики устали, Мы немного отдохнем и опять ебать начнем. Эти салфетки по указанию Сергея, он так же передавал Филиппу. В кабинете Сергея работали люди, разбирая её записи, рассматривая карты, открывая досье в электронных архивахах. Принтер работал в режиме типографского станка. На досках не было свободных мест. Разговаривали в полголоса, с оглядкой на дверь, с тихим ужасом отшатываясь от Жени, если сталкивались с ней в доме. В один из таких дней они поженились. Сергей и друзья сели в машину, уговорили Женю не ломаться, и оформили брак в ближайшей мэрии, используя связи и деньги, чтобы совершить мгновенную регистрацию в режиме пандемии. Мгновенную регистрацию брака одной женщины с тремя мужьями. Это чтобы уж наверняка не прошло незамеченным. На обратном пути Сергей сказал всем: — Теперь, когда мы просветили твой след на госуслугах, Дед должен появиться. Он ведь всегда был рядом. И сейчас, когда ты издала первую часть своей истории, в которой уже есть главное свидетельство того, что ты все помнишь, он обязательно появится. Спать будем в моей спальне, все вместе, вчетвером. Оружие у кровати, под подушкой. Там такая банда, что могут и всю мою охрану уложить. Женя, ты слышишь? У нее был отсутствующий вид, почти как всегда в последнее время

Именно под сабспейсом Лена (Женя) когда-то познакомилась со своими дурзьями и повелась, повелась на всё запредельное. Пьяная без вина, с отлетевшими тормозами, с ненасытным блеском похоти в глазах, с искрой безумия и непередаваемой кошачьей грацией. Только отсутствие эйфории говорило, что сейчас она пьет сейчас другой наркотик. Месть. Месть подают холодной и принимают маленькими частями. — Да, Сережа! Я слышу тебя. Что с моими детьми? — Георгий улетел в космос, ты же знаешь, что это надолго, может быть, навсегда. А Катя в заповеднике с друзьями на практике. Наши люди за ними присматривают. — Хорошо. Парни, когда мы его поймаем? — Недолго осталось, Женя. Он уже на крючке. Но нужно всех вычислить. У них там сеть международная. И органами торгуют, и чего только не творят. Целая секта, а он главный адепт. — Только я его сама убью, вы помните это? — Да никто не претендует... И вот Деда заводят в подвал. Теперь главное сохранять полное хладнокровие. Она еще раз смотрит в раскрытый атлас на столе. Вот пятнадцать точек, пройдя через которые пули не заденут ничего важного. Вот двенадцать точек органов Ян и Инь. Попадание пули в каждую из них, отсечет двенадцатую часть его жизни. Вот семь входных отверстий мужского тела, через которые он впускает в себя все, поступающее извне. Двадцать семь выстрелов из винтовки, семь выстрелов из пистолета в упор, и это еще не закроет счет унесенных им детских жизней. Но другой казни для него она не придумала и уже не будет думать сейчас, когда столько лет спустя, сорок один год спустя он внизу, в ее власти. Нет, она мстит ни за себя, ни за свою невинность, и даже ни за прозрачную стигму шлюхи, которую носила всю жизнь, и которая ломала ей ноги на каждой ступеньке. Она мстит ему за того мальчика, который желая спасти подумал, что убил. И где сейчас этот мальчик? Найдет ли она его хоть когда-нибудь, чтобы сказать, что с ней все в порядке? Чтобы сказать, что любит его? И был ли мальчик, или это был воображаемый друг, который так часто спасает одиноких в своих испытаниях детей? И если это он умер у нее внутри в тот день вместо неё самой, то сможет ли она воскресить его сейчас, убив Деда? — Нет, я не воображаемый! Помнишь, как мы с тобой договорились? Мы встретимся, мы увидим друг друга и узнаем друг друга! Я спущусь к тебе на крыльях, а в твоих руках будет цветок, который не только взять в руки, но и увидеть-то чудо! У тебя не будет сомнения на мой счет, а у меня не будет сомнений на твой счет. — Какой цветок? Я разговариваю сама с собой, а в подвале дома моего мужа психиатр, который ясно бы выразился по такому случаю. — Мы скоро встретимся. Я уже видел тебя. Я нашел тебя. Ты нашла меня. Наша история подходит к концу. Наш опыт полон. Мы снова будем вместе и ничто не в силах будет разлучить нас, кроме собственной нашей воли. Женя захлопнула атлас. Нужно спуститься вниз и опознать ублюдка. Пожалуй, самое страшное, если окажется, что это не он. Она слетела с лестницы, удерживаясь за янтарное-золотые перила на поворотах, чтобы не влететь в стену, выбежала на улицу и по красно-зеленым плиткам бросилась к тяжелой двери подвала. Два звонка. Гарри открывает дверь и пропускает её внутрь Здесь должен был быть по проекту винный погреб и бар, но Сергей не пьет и не коллекционирует, поэтому часть стройки осталась без завершения. В угла строительные козлы, и какие-то материалы, которые всегда почему-то остаются в хозяйстве после ремонта, живешь ли ты в тесной двушке или в четырехэтажном загородном доме. В углу какое-то кольцо в стене и под ним, на цепи, стоит сейчас это человек. На ногах деревянные колодки, мешок с головы снят, лицо опущено. Еще один шаг и можно будет взять в руку эту пафосную бороду и посмотреть ему в глаза. Женя, да та самая шлюха Леночка, честная давалка в феерические оргии которой вам так трудно было поверить в начале этой истории, делает этот шаг, но ей приходится прикасаться к нему руками. Он сам поднимает голову. Конечно, это он. Ошибки быть не могло, с Сергеем работают профи. Его лицо искажено гримасой презрения и ненависти: — Шлюшка Леночка! Рад наконец-то встретится!!! Столько лет, столько зим! и как тебе козе удавалось от меня ускакать? Это не в её стиле, но рука поднимается и опускается сама. Звучная пощечина. Он сплевывает ей под ноги: — И что ты сделаешь мне, сучка? Убьешь? Нас теперь таких, как я, сотни. Всех не убьешь. И что это изменит? Не вернет тебе ни мамочку, ни папочку… Да-да, детка! Это я их тогда убил, у меня уже тогда были длинные руки. Хотел добраться до тебя, пока ты была маленькая. Но сейчас ты отличная баба! в теле!!! Много тела, много сладкого мяса. Надеюсь, ты убьешь меня быстро, потому что мои люди уже рядом, и скоро сметут здесь все. Ты даже не представляешь с какой силой связалась!!! — Рома, раздень его, пожалуйста! Роман и Сэм, наблюдая за происходящим со стороны, несколькими движениями оставляют сухое тело Деда в одних лишь боксерах. Женя черным маркером ставит на нём большие точки, повторяя схему из атласа. — Что изрешитить меня собралась? Да ты хоть стрелять-то умеешь? Недоношенная сучка, недоебанная блядь! Ты все равно всю жизнь будешь хотеть того, что я для тебя придумал! — Давайте его к дереву за усадьбой, на солнышко пусть взглянет последний раз. Рома, помнишь, ты мне проспорил желание на тюльпанах? — И? — Засади ему пулю в анус, перед тем как я подойду. Пусть его кишка уже будет разорвана, когда я возьмусь за дело. Сможешь? — Женя… Ну это как-то… — Моя кишка тогда была разорвана, это можно вынести. Ну не можешь пулю, возьми какой-нибудь кол. Большая поляна посреди усадьбы украшена вековым бархатным деревом, реликтовым сортом с Дальнего Востока, когда-то задолго до их рождения специально вывезенным в Крым каким-то коллекционером. Как это символично, черт побери! Дед привязан к дереву. Он орет. Он больше не плюнет в неё ядом. Да это больно, она-то знает. Может быть, дать ему насладиться собственной мукой? Но вдруг перед ней встают пятеро обезображенных деток и просят о мести. Да! Она отомстит. Для него нет места в Царстве Мертвых, как для него места и среди живых. Вот пятнадцать точек, пройдя через которые пули не заденут ничего важного. Вот двенадцать точек органов Ян и Инь. Попадание пули в каждую из них, отсечет двенадцатую часть его жизни. Вот семь входных отверстий мужского тела, через которые он впускает в себя все, поступающее извне. Одно уже приняло боль. Двадцать семь выстрелов из Калашникова, семь (нет, теперь шесть!) выстрелов из Макарова в упор, и это еще не закроет счет унесенных им детских жизней. Дереву будет больно, если пули пройдут на вылет. Но не все пройдут на вылет. Дерево стерпит. Дерево она потом вылечит. Но он был прав, это ничего не меняет. Вот бездыханное тело висит на веревках и наглый рот не скажет больше ни одного мерзкого слова, но… дыра в её душе стала только больше. Как хочется, чтобы Он был рядом и сказал, видишь мол, все получилось, мы сделали это! Но никого рядом нет. Пустота. Три мужа, которые охраняли ее сон последние недели, и те с ужасом отшатнулись от нее. Хочется кричать, звать его в полный голос, всей грудью: — Женя! Женя! Бежать в поле, в грозу, в непогоду, чтобы найти уже или его, или свой конец, или свое начало… И она бежит. Никто не может её остановить. Продолжение следует... после ваших оценко и комментариев.