Я открыл глаза и уже по привычке посмотрел в окно. Единственное, что мне было видно, это небольшой кусочек неба — темно-синего, усеянного мерцающими звездами, похожими на глаза каких-то чудовищ. Значит, еще ночь. Я снова закрыл глаза и опустил голову.
В моем нынешнем положении особо не поспишь. Ноги разведены на ширину плеч, и я никак не могу их сомкнуть из-за металлической трубы, которой соединены между собой стальные браслеты на лодыжках. Такая же труба соединяет браслеты на моих запястьях. Кроме того, ноги прикованы прочными цепями к кольцам, закрепленным в полу, а к рукам тянется еще одна цепь, пропущенная через кольцо, ввинченное в стену за моей спиной. Эта цепь настолько короткая, что если я попытаюсь сесть, то неизбежно вывихну себе плечи.
Но не все так печально. Мне приходится стоять не на голом камне, а на мягком пушистом ковре. Для моих физиологических потребностей у меня есть ведро, которое дважды в день выносят очень миленькие полуодетые служанки. Они так забавно смущаются, когда входят в комнату, и так смешно прячут глаза при виде моего обнаженного тела, что я даже забываю о своих цепях и кандалах.
Жаль, ночью ко мне никто не приходит.
Я снова открыл глаза и поежился. Несмотря на потрескивающий огонь в камине в дальнем углу комнаты, несмотря на теплый ковер под ногами, здесь по ночам довольно прохладно. И все из-за окна — оно слишком большое, как для темницы, и в нем нет стекол или хотя бы ставней. Судя по всему, меня держат не в подвале, а в башне, и, видимо, это окно выходит на какую-то воду — реку, море или болото — иначе здесь было бы не так сыро. На болото не похоже, потому что нет комаров — эти мелкие кровососы мне бы покоя не давали. И вряд ли это море — я не слышу обычных запахов соли и йода. Остается река, но уж больно она тихая. Есть, конечно, вариант, что моя башня находится настолько высоко, что комары и запахи просто не долетают, но в это верится с трудом. Ладно, мне не хочется в это верить. Ведь если я нахожусь так далеко от земли, побег через окно, о котором я размышлял уже некоторое время, становится и вовсе невозможным.
Я вздохнул и снова попытался воззвать к стихиям. Ответа не последовало. И вот это удручало меня куда больше, чем не самое удобное положение и нагота. Меня и раньше запирали, связывали, сковывали, лишали одежды, возможности двигаться и говорить, но я всегда мог использовать свои способности и уйти. А сейчас я даже какую-нибудь служанку не могу охмурить, чтобы она меня выпустила.
Очевидно, магии меня не лишали, потому что в таком случае я бы тотчас принял свою истинную форму, а я по-прежнему похож на человека. Но я не могу воспользоваться своими классовыми способностями и не могу связаться с отцом или братьями. Магия есть, но она недоступна. Почему?
Я помню, как вышел из трактира
В кустарнике по другую сторону дороги заливисто щебетал соловей. Я остановился, чтобы послушать его пение... а затем очнулся здесь. Видимо, меня ударили по голове, потому что в течение нескольких часов после пробуждения у меня сильно болел затылок.Я припомнил, что повреждение шейных позвонков может привести к закупорке энергетического канала, который идет от головного мозга вдоль позвоночника и распределяет энергию по меньшим каналам по всему телу. Видимо, в моем случае произошло именно это. То, что не требует обращения к этому каналу — то есть поддержание формы — осталось, зато все остальное не работает. А это значит, что самостоятельно мне отсюда не выбраться.
Я вздохнул. С этим разобрались. Осталось выяснить, кто меня сюда посадил, почему меня раздели и приковали в таком неловком положении и что со мной собираются делать дальше.
Вдруг тяжелая кованая люстра над моей головой вспыхнула, огонь в камине запылал еще ярче, чем раньше, и дверь, находившаяся в стене напротив окна, широко распахнулась. В комнату вбежали две хрупкие девочки с большими плетеными корзинами в руках. Судя по запаху и виду, это были лепестки цветов, каких я не встречал раньше. Но аромат был удивительный. Они поставили свои благоухающие ноши у моих ног и выбежали из комнаты. Какое-то время ничего не происходило, но дверь оставалась открытой. Запах от лепестков был настолько сильным, что у меня начала кружиться голова. Я и так уже порядком устал и с трудом стоял на ногах, а от этого аромата и вовсе чуть не потерял сознание и, если бы не цепи, точно свалился бы на пол.
Через какое-то время в комнату вошли еще несколько девушек. Две из них несли деревянную бадью, остальные — огромные кувшины, над которыми поднимался пар. Несмотря на туман, застилавший мои глаза и разум, я догадался, что мне готовят ванну. Девушки вылили воду из кувшинов в бадью, одна из них сложила на полу банные принадлежности и полотенца, и они тоже быстро покинули мои покои.
Еще через время, когда туман в моей голове стал почти непроницаемым, в комнату вошел еще кто-то. Сильные руки обхватили меня за талию, что-то щелкнуло, и я почувствовал, что мои руки и ноги свободны, однако проку мне от этого не было — я все равно не мог пошевелиться из-за проклятых цветов. Затем меня бережно погрузили в воду. Она была горячей, даже обжигающей, но мне было все равно. Меня терли, скоблили, мылили, обливали, и я ничего не мог с этим поделать. Особое внимание почему-то уделялось промежности. Меня готовят к сексу — вдруг мелькнула невесть откуда взявшаяся трезвая мысль.
Потом меня вынули из ванны, снова приковали цепями к стене и к полу и тщательно промокнули полотенцем.
И только после этого я вырубился.
Сколько времени прошло прежде, чем я очнулся, не знаю, но кусочек неба, видимый мне в окне, заметно посветлел, и с него исчезли звезды.
Я мотнул головой, прогоняя остатки дурмана. Плечи ныли, колени дрожали, во рту пересохло, в голове гудело. Утренний ветерок неприятно холодил тело, уже остывшее после горячей ванны. Люстра под потолком больше не горела, огонь в камине еле теплился, и дверь снова была закрыта. Если бы я был не я, я бы подумал, что ванна и все прочее мне просто приснилось.
Дверь тихонько скрипнула. Я усилием воли заставил себя напрячь колени и вскинуть голову. В комнату заглянула миловидная брюнетка в полупрозрачной тунике. Она не была похожа на служанку хотя бы тем, что без капли стеснения осмотрела меня с ног до головы и улыбнулась такой приятной и искренней улыбкой, что мне захотелось ей ответить тем же. Но мышцы лица меня еще плохо слушались.
Воровато озираясь, девушка прошмыгнула в комнату, прикрыв за собой дверь, и медленно подошла ко мне.
— Привет, — сказала она полушепотом.
Я лишь кивнул в ответ.
— Тебя здесь не обижают?
Я судорожно рассмеялся. Глупый вопрос к человеку, который уже вторые сутки стоит прикованным к стене и к полу с ногами и руками на ширине плеч.
Она нахмурилась:
— Есть хочешь?
Есть? Я совсем об этом забыл.
— П... пить... — с трудом выдавил я.
— Сейчас принесу, — обрадовалась она и стремглав покинула мои пенаты.
Она вернулась через пару минут с черпаком и поднесла его к моим губам. Я с жадностью осушил его и попросил еще. Она снова убежала и вернулась через пару минут, из чего я заключил, что недалеко от двери в мою тюрьму стоит кадка или бочка с водой. Уже неплохо, учитывая, что я до сих пор понятия не имел, где я находился.
— Как твое имя? — спросила она, присев передо мной на корточки и подставив ладошки под щечки.
У нее красивые глаза. Хотя лично меня больше заинтересовало то, что ниже — под туникой угадывались очертания немаленькой груди с торчащими в разные стороны сосочками и стройных ножек в изящных сандалиях.
— Шейн, — ответил я хрипло.
— Красивое имя, — она улыбнулась.
— Твоя очередь, — я ухмыльнулся.
— Прости, мама не разрешает мне называть свое имя незнакомым мужчинам. Возможно, потом, когда она закончит с тобой, она позволит и мне... Тогда я скажу....
