По молодухе Елена Капушта тусовалась с простыми советскими панками, которые не гнушались периодически потрахивать её по кустам. Я сказал «периодически»? Исправляюсь, а каждодневного сношения в сракотан не хотели? Елена тоже не хотела. А ведь началось всё достаточно тривиально, с невинного ни к чему не обязывающего минетика за «Октябрём». Елена взяла, так сказать, копченую колбаску на пробу. Почвякала, поперекатывала во рту и неожиданно для себя обнаружила невероятную тягу к мужскому детородному органу. Именно этот момент можно смело считать отправной точкой в её половой жизни. Все невинные шалости с берёзовым дилдо не в счет, потому как Елена была еще той трусихой и никак не решалась дефлорировать себя.
Но все течёт, все меняется. Ленка-дырка — так стали величать ёе в новой компании. Путь же до этой шайки уличного сброда был труден и тернист. Времена-то были застойные и к такого рода личностям в закостенелом советском обществе относились с известной долей презрения и отвращения. Елену же бездомные аутсайдеры притягивали похлеще магнита. Стоило ей завидеть симпатичного обрыгана на улице, как она тут же теряла дар речи и не могла сдвинуться с места, хотя хотелось ей в этот момент визжать и обнимашек. Проблема заключалась в застенчивости нашей героини и в боязни расстроить свою религиознонутую маменьку. В голове у ней так и звучал материнский голос: «Не смей приводить в дом всякую шушеру, а не то я тебе покажу праведный гнев».
Елена была, скажем так, не красавица. Нос картошкой, пальцы как сардельки, губы такие тонкие, что их, можно считать, и не было. Угри не давали покоя еще с переходного возраста. Елена тогда еще надеялась, что они пройдут в ближайшее время, но даже не заметила, как те переросли в огромные чирии к сорока годам. Для того чтобы навести хоть какой-то лоск, ей приходилось пользоваться бабушкиными советами и гуашью (ну а хер ли, клеросилу-то тогда еще и в помине не было!) Косметикой тогда пользовались исключительно распутные девицы, а мать была категорически против подобного вида макияжа. Запрещала ей задирать подол выше щиколотки, оставлять открытые части тела. Ну а волосы специально стягивала в эдакую кукешку, чтобы Елена не могла моргать во время импровизированной проповеди.
«Октябрь» был точкой сбора в этом провинциальном городке, кинотеатр, вокруг которого тусовалась всякая разная молодежь. Кто в кальсонах одних, кто в трусах поверх штанов, как хрестоматийный забугорный супергерой, ну а кто и подавно в чем мать родила ходит. В общем, выделялись, как могли. Елена же никак не могла отыскать свою нишу среди этих разношерстных ребят. Запуталась в своих стремлениях и хотениях. Она понимала только одно: «Лягу под латиносов — дома не поймут, под черных — нацы затравят. Ну а с белыми зигзагами она связываться никак не хотела, у ейной маменьки был хахель таджик, а ходить по лезвию бритвы она опасалась
Елена Капушта долго собиралась с духом перед тем, как подойти к толпе разномастных ублюдков (а как еще прикажете слово «punx» перевести?) — Вы случайно не знаете, как продлить читательский билет? — выдала она. — Извини, старушка, в душе не чаем. — было ей ответом. — Какая я вам старушка? — возмутилась Капушта. — Мне 23 года! — Соболезнуем. — Так что там с читательским билетом? — переспросила она уже смелее. — Продлять будем? — Я хз. Иди вон у Фридриха спроси. Он начитанный. — У кого? — не поняла Елена. — У Фридриха Шпица. — У какого шприца? — Тьфу, старая! Вон на газончике сидит с газеткой.На лужку валялся, закинув нога за ногу, бородатый карапуз. В руке он держал пол-литровую банку, в которой еще оставалась пара добрых глотков янтарной жидкости. — Прошу меня простить. — выпалила Елена. — Но даме требуется помощь. — Помощь? — многозначительно хмыкнул карлик. — О чем речь вообще. Я тут пытаюсь спать, между прочим. — Ох, простите меня великодушно, но я не ведала, что помешаю. — голос Капушты дрожал. — Ницшу читала? — ни с того ни с сего поинтересовался бородач, отпив из баночки — А Кастанеду? — Я... это... ммм... ну... только Пришвина. — Одним Пришвиным сыт не будешь! Калоброд слушаешь? — Кало... что? Прости, Господи, нет, такого не слыхала. — призналась честно Елена — Только Сябров.
Карлик посмотрел на Елену внимательно, привстал с примятой травы, выпрямился и отвесил той такую затрещину, какой Капуште даже мать не осмеливалась всадить, будучи в самом лютом православном припадке. Бедная Елена даже вскрякнула от неожиданности. — Чего дерешься-то? — выпучив глазья, вопрошала она. — Дура ты! — надменно произнес Шпиц. — Но, стоит заметить, симпатичная, если прищуриться. Елена зарделась. Доподлинно неизвестно из-за чего прилила краска к лицу: то ли от неожиданного комплимента, то ли от выхваченных люлей, но в любом случае сердце Елены пело. Пело песню «Ты одна — любовь» на стихи Фета Афанасия Афанасьевича.
— Чую ты готова к общению, а точнее к близости интимной. — не долго думая, резюмировал Фридрих. — Чегось? — осоловело отвечала наша героиня. — За щеку возьмешь? — За щеку? Чего надо-то? — не одуплялась 23-летняя девушка, но еще не женщина, Капушта. — Как хомяк орехи что ли? — Петушка на палочке. — конкретизировал бородатый карлик, ввернув эвфемизм. — О, парень хочет угостить девушку сластями! — Капушта еще не всосала к чему клонит Фридрих и, давя лыбу, простодушно представляла пломбир. — Я только за такой расклад. — Так ты прямо сейчас возьмешь на клык? — не мог поверить своим ушам Шпиц. — И соснёшь? — Ну а коли подтает, то и слизну.
Карлик не стал откладывать маячащий прямо перед носом бесплатный минетец и, схватив Елену за рукав блузы, потащил её подальше от глаз людских. — Я тебе сейчас одно местечко покажу, там делают такие нажористые хот-доги — закачаешься! — Со сметанкой люблю и чтоб побольше горчицы! — размечталась Капушта. — А с хреном не хочешь? — прыснул смехом бородач. — Только чтоб поядрёней, чтоб пронимало до слёз. — разулыбалась Елена, не подозревая, что ей через какую-то минуту предстоит заглатывать по гланды, давась не карликовых размеров пенисом.
Фридрих бежал, смешно семеня ножками, в то время как Елена смотрелась рядом с ним как грациозная кобылица. Даже привыкшие ко всякого рода фрикам прохожие покатывались со смеху при виде этой парочки. Один дедушка даже поперхнулся пломбиром при виде бегущих.
Заворачивая за угол кинотеатра «Октябрь» Фридрих властно распорядился: — Разминай губы. — Ооо, тут такие огромедные делают? — искренне изумлялась наша дурында. — Такие, что рот порвешь. С охотничьей колбаской будешь? — Не в моих правилах отказываться от угощения, тем более что от копченостей слюна у меня так и текёт! — Тогда закрой глазья и присядь на пенек. — Позвольте, но здесь и в помине нет никакого пенька. — На мой дымящийся, я имею в виду. — горделиво заметил Фридрих выпячивая топорщащуюся шишку под брюками. — Что это у вас, я стесняюсь спросить? Неужели то, о чем я только что подумала? — То самое долгожданное угощение. — продолжал сыпать сальностями бородач. — Осталось только очистить от кожуры. — Простите, но мне не позволяет заняться с вами ЭТИМ прекрасное воспитание и православная вера. — Чего? Еще скажи, что мама запрещает брать у незнакомцев конфетки! — начал терять терпение Шпиц. — Какого хера тогда весь этот цирк с дрессированными медведями на велосипедах?
— Вы меня не так поняли. — принялась отнекиваться наша горе-героиня. — Я взаправду проголодалась.
— Соси давай!! — карлик не стал слушать дальше и, изловчившись, схватив Елену за волосы, принялся ...