Я был в хорошем настроении, когда взял свои чемоданы и направился наверх. Мне удалось на день раньше закончить большой проект по миграции сети в Далласе, и я смог вернуться домой ранее, чем планировал. Поверачива на лестничную площадку, прежде чем сделать последние пять шагов, я представлял, что буду делать с Никки этой ночью. А повернув, увидел человека, стоявшего на верхней ступеньке лестницы. Что привлекло мое внимание, так это пистолет, который он держал в руке. Мгновение я смотрел на него, а потом увидел вспышку. Мне показалось, что меня мгновенно швырнуло вниз по лестнице. Потом – темнота.
***
Не знаю, где витали мои мысли, но я вдруг обнаружил, что лежу в кровати в незнакомой комнате. Мне потребовалось всего мгновение, чтобы понять, что это – не моя постель, но я не знал, где нахожусь. В комнате было почти темно, но я слышал, как кто-то шепчется рядом. Я устал пытаться безрезультатно двигаться. Единственно – смог повернуть голову всего на несколько сантиметров. Мои мысли начали блуждать, и я не мог ни на чем сосредоточиться, пока не узнал голос Никки. Она стояла у двери и разговаривала с мужчиной, которого я не смог опознать, потому что он стоял спиной ко мне. Они не заметили, что я проснулся, поэтому я внимательно вслушивался, чтобы понять, что они говорят.
– Что тебе сказал доктор? – спросил мужчина.
– Он сказал, что Эрику лучше, но он еще не в безопасности, – сказала Никки.
Доктор? Неужели Никки говорит обо мне? Что она имеет в виду, говоря «не в безопасности»? Я пытался осмыслить то, что только что услышал, но не мог ни на чем сосредоточиться.
Никки, казалось, держал мужчину за руку, одновременно подталкивая его к двери.
– Джон, тебя вообще-то не должно быть здесь, – сказала она ему.
– Он помнит, что произошло?
– Не знаю. Вчера детектив Тренча пытался расспросить его, но Эрик был слишком одурманен обезболивающими, чтобы что-либо ответить, – сказала Никки.
– Как только он сможет поговорить с полицией, я хочу знать, что он им сказал.
– Джон, пожалуйста, уходи, пока он не проснулся и не увидел тебя. Кроме того, в любую минуту может вернуться детектив Тренча.
– Ладно, я ухожу, но только помни, что я сказал.
– Я так и сделаю. А теперь, пожалуйста, уходи. Я просто не могу сейчас иметь с тобой дело, – сказала Никки.
Я пытался понять, о чем говорили Никки и тот мужчина. Она назвала его Джоном, но для меня это ничего не значило. Никки повернулась ко мне, и я закрыл глаза. Когда я снова открыл их, мужчины уже не было, а Никки сидела в кресле перед темным окном. Внезапно я перестал быть уверенным, действительно ли был этот мужчина или мне это приснилось. Я собирался спросить Никки, где я, и кто этот человек, но просто не смог удержать глаза открытыми. Я решил на минутку дать им отдохнуть, а уже потом спросить Никки.
***
Когда я снова открыл глаза, было утро, и я смотрел на белый потолок из плиток. В комнате было тихо, но я чувствовал, что в ней есть и другие. Я повернул голову вправо, насколько мог, но получилось ненамного. Может быть, всего на восемь-десять сантиметров, но их оказалось достаточно, чтобы я увидел Никки, сидящую у окна. Солнечный свет, проникающий через окно сзади нее, мешал мне как следует разглядеть ее красивое лицо, но я видел, что ее глаза выглядят опухшими, как будто она плакала, и еще она держала в руке салфетку. Пока я смотрел, Никки отвернулась от меня и посмотрела в окно. Видимо, не заметила, что у меня открылись глаза.
Я повернул голову влево с не большим успехом, чем вправо, но смог увидеть ту занозу в заднице, что задавала мне вопросы, на которые я не мог ответить. Я не знал, был ли этот вопрос воспоминанием или сном. В нем было около метра семидесяти роста и, возможно, семьдесят пять килограмм. У него были вьющиеся каштановые волосы, которые почти соответствовали цвету его костюма. Этот костюм... Он выглядел так, словно его носили каждый день в течение последних пяти лет. Локти были изношены, карманы изодраны в клочья, а широкий синий галстук не только вышел из моды, но и не подходил к этому костюму.
Меня озадачило, что я его узнал, едва взглянул, но я не знал, кто он. Я смутно помнил, как он задавал мне вопросы, но ни за что на свете не смог бы вспомнить, что это были за вопросы и почему он их задавал. Имя, которое пришло мне в голову, когда я увидел его, было Кёрли (курчавый), но я не был уверен, его ли это имя или так я назвал его из-за волос.
Как бы то ни было, Кёрли стоял, прислонившись к стене, и читал газету. Когда он начал опускать газету, пытаясь взглянуть поверх нее, я быстро закрыл глаза и притворился спящим. Сейчас мне не хотелось отвечать на вопросы.
Притворяясь спящим, я, должно быть, и впрямь заснул, потому что, когда снова открыл глаза, комната была пуста. Никки и Кёрли уже ушли, а на улице было темно. Должно быть, я опять заснул. Я злился на себя за то, что так долго спал. Я хотел поговорить с Никки. Я вспомнил, что хотел о чем-то спросить ее, но не мог вспомнить, о чем.
Я лежал неподвижно и вслушивался, пытаясь разобраться в происходящем. Понемногу ко мне приходила ясность. Очевидно, я был в больнице, но как долго там находился и почему, мне было неясно. Я вспомнил, как два или три раза видел Никки, сидящую у окна, и еще я вспомнил, как курчавый задавал мне вопросы, по крайней мере один раз, и как несколько раз он прислонялся к стене. Я не мог понять, произошло ли все это в один день или в несколько. Меня действительно беспокоило то, что я понятия не имел, как долго нахожусь в больнице и почему.
В комнате было тихо, что помогало сосредоточиться. Я попытался воспроизвести последнее ясное воспоминание, которое у меня было. Я лежал неподвижно, мысленно возвращаясь в прошлое, и вдруг кое-что вспомнил. Я вспомнил, как возвращался домой с проекта в Далласе и вошел в дом с чемоданами. Кажется, я поставил чемоданы в прихожей и... Что же я сделал? Я не мог вспомнить. Я заходил на кухню? Воспользовался ванной? «Да, наверное, именно так», – подумал я. – «Я торопился домой, скорее всего, отчаянно нуждаясь в туалете».
Я не был уверен, что это было так, но оно имело смысл. Во всяком случае, я помню, как снова взял свои чемоданы и начал подниматься по лестнице. Когда я повернул направо на лестничной площадке, чтобы подняться на второй пролет, то увидел, что наверху лестницы кто-то стоит. Теперь я вспомнил. Он был крупным парнем с темно-каштановыми волосами, но я не смог рассмотреть его лицо, потому что мои глаза были сосредоточены на чем-то другом. Я уставился на пистолет, который он направил на меня.
Я смотрел, казалось, очень долго, но на самом деле прошло всего несколько секунд, а потом я увидел вспышку. Я уже падал спиной вниз по лестнице, когда услышал громкий хлопок, произведенный выстрелом из пистолета.
После этого я мог собрать лишь обрывки воспоминаний. Я смутно помнил, как проснулся в больнице, когда Никки держала меня за руку и плакала, но опять же, это могло быть и сном. Я просто ни в чем не был уверен.
***
В следующий раз, когда я увидел Никки, она выглядела не очень хорошо. Она была очень бледна, глаза налились кровью и опухли. Она подошла к кровати, взяла меня за руку и поцеловала в лоб.
– Никки, с тобой все в порядке? – спросил я. – Ты неважно выглядишь. – Меня удивил звук собственного голоса. Он был хриплым и слабым.
– Я не могла спать, – сказала она. – Я так боялась потерять тебя. Сейчас доктор сказал, что ты вне опасности и должен полностью выздороветь
– Как давно я здесь? – спросил я.
– С пятницы.
– Я знаю, что с пятницы, но какой день сегодня?
– Вторник, – сказал Никки
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Никки.
– Не знаю. Сейчас я не чувствую почти ничего. Голова ясная, и надеюсь, что так оно и останется. До сих пор я был как в тумане, – сказал я. – Что со мной случилось?
– Ты не помнишь? – спросил Никки.
– Только самую малость, – сказал я.
Никки хотела что-то сказать, но ее прервал мужской голос.
– Почему бы вам не позволить мне ввести мистера Андерсона в курс дела? – произнес он.
Источником голоса оказался курчавый. Он вошел в комнату как раз в тот момент, когда я спросил Никки, что случилось, и встал рядом с ней. Мне показалось, что Кёрли все еще был одет в тот же коричневый костюм.
– Кто вы? – спросил я.
– А вы не помните? – спросил он.
– Я помню, что вы задавали мне вопросы, но не помню ни вашего имени, ни того, о чем вы меня спрашивали, – сказал я.
– Я – детектив Тони Тренча. Мне поручили это дело. – сказал он.
– И что же это за дело? – спросил я.
– Вот пока все, что нам известно, – сказал детектив Тренча. – В пятницу около полудня вы вернулись из Далласа. Войдя в свой дом, вы, очевидно, наткнулись на кражу со взломом. Мы еще не знаем, сколько человек было вовлечено в это дело, но вы несли свой багаж вверх по лестнице, когда вас застрелил кто-то, стоявший наверху лестницы. В общей сложности вам выстрелили трижды – в грудь и в живот.
– Примерно в 12:25 дня в дом вошла миссис Андерсон и обнаружила вас лежащим у подножия лестницы. Она позвонила в 911, как только нашла вас. Очевидно, грабитель или грабители ушли сразу после того, как в вас стреляли. Вероятно, они боялись, что кто-то мог услышать выстрелы. Как оказалось, вам очень повезло по двум пунктам. Во-первых, преступник использовал пистолет тридцать второго калибра, что является одной из причин, по которой вы все еще живы. Калибр ноль тридцать два не причиняет такого вреда, как, скажем, ноль тридцать восемь или девять миллиметров. Вторая удача заключалась в том, что ваша жена вернулась домой на обед. Если бы она не нашла вас и не позвала на помощь, вы бы истекли кровью за несколько минут.
Я сжал руку Никки и улыбнулся ей. Что можно сказать жене, когда узнаешь, что она спасла тебе жизнь? Простая благодарность не кажется адекватной. Я снова посмотрел на детектива.
– У вас есть какие-нибудь предположения, кто мог это сделать? – спросил я.
– В последнее время в районе Шерман-Оукс произошло несколько краж. Воры врываются в дома днем, когда хозяева на работе, – сказал он. – Но это – первый случай насилия. Мы надеемся, что в панике после стрельбы они, возможно, ошиблись и оставили нам какие-то улики, которые помогут их поймать. Я полагаю, что в вас стреляли потому, что вы увидели по крайней мере одного из них, и они подумали, что вы мертвы, иначе, скорее всего, позаботились бы об этом.
– Я хотел бы еще раз спросить вас, что вы помните о том, что произошло в пятницу, – сказал детектив Тренча.
Я сказал детективу Тренче, что все, что я помню, это то, что нес свои чемоданы наверх, а когда повернулся на лестничной площадке, то увидел кого-то вверху лестницы. Я сказал ему, что парень был крупным и с темно-каштановыми волосами, но я не видел его лица, потому что смотрел на пистолет. Я сказал ему, что после первого выстрела ничего уже не помню.
– Вы, вероятно, видели его лицо, – сказал детектив Тренча, – но вид пистолета вас потряс, и это все, что вы сейчас помните, однако со временем, я думаю, вы вспомните, как он выглядит, и, надеюсь, сможете описать.
– Надеюсь, – сказал я.
– Теперь я оставлю вас наедине, – сказал детектив Тренча. – Я заеду к вам завтра, чтобы узнать, вспомните ли вы что-нибудь еще.
Я посмотрел на Никки и сказал:
– Спасибо за спасение моей жизни, детка.
Никки заплакала, наклонилась и поцеловала меня в лицо.
– Эрик, я не знаю, что бы я делала, если бы потеряла тебя, – сказала Никки.
И тут меня осенила ужасная мысль. Желудок скрутило в узел, а в горле застрял комок, который я никак не мог проглотить.
Никки увидел, что из моих глаз текут слезы, и спросила:
– Тебе больно?
– Да, но не физически, – сказал я. – Просто мне пришло в голову, что если бы я не вернулся домой, то это ты вошла бы в него и тебя могли убить. Теперь я чувствую себя не так плохо из-за того, что меня подстрелили. Возможно, я спас тебе жизнь, даже не подозревая об этом.
Никки обняла меня, и я думаю, что мы оба несколько минут проплакали. После этого я начал чувствовать некоторый дискомфорт от ран. Никки позвала медсестру, та вошла и дала мне что-то болеутоляющее. Я проспал несколько часов, а когда проснулся, Никки сидела у окна и читала.
Едва заметив, что я проснулся, она подошла к моей кровати и поцеловала.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она. – Тебе не нужно что-нибудь от боли?
– Нет. Сейчас я в порядке, – сказал я. – Как раз перед тем как заснуть, я хотел спросить тебя, что было украдено?
– Что значит «что было украдено»?
– Что эти ублюдки забрали из нашего дома? – спросил я. – Что мы потеряли?
– Не знаю, – ответил Никки. – Они оставили беспорядок в гостиной, но я не знаю, что было сломано или повреждено, и вообще я не проверяла, что пропало.
– Почему ты не проверила? – спросил я. Я не злился, просто мне было любопытно.
– С тех пор, как это случилось, меня не была в доме. Полицейские обыскивали весь дом, и я просто не могла там находиться. Входить и видеть твою кровь на полу у подножия лестницы... Я не могла там остаться. С тех пор как это случилось, я живу у родителей.
– Ну, конечно. Извини. Я просто не подумал, – сказал я. – Я понимаю, что ты не хотела бы сейчас там оставаться. Я думаю, нам придется кого-нибудь нанять, чтобы пришли и убрали беспорядок.
– Мы ничего не можем сделать, пока полиция не отдаст нам дом. Они говорят, что это – место преступления, и нам придется подождать, пока они закончат свое расследование, прежде чем мы сможем там прибраться. Спешить некуда, мы можем пожить у моих родителей, пока не приведем дом в порядок.
Все остальное время, пока Никки была со мной, мы говорили обо всем, кроме того, что случилось в пятницу.
В тот вечер, когда Никки уехала, я думал о том, как близок был к тому, чтобы потерять все, и как близок был к тому, чтобы потерять Никки. С таким же успехом могли выстрелить и в нее.
Я снова попытался вспомнить что-нибудь важное о стрелке и вспомнил кое-что еще, что, как мне казалось, могло быть важным. Я не был уверен, что моя память точна, но каждый раз, когда я пытался представить себе стрелка, это было одно и то же. Я надеялся, что на следующий день зайдет детектив Тренча, чтобы я мог рассказать ему об этом.
Через несколько минут вошла медсестра и ввела мне что-то в капельницу, и вскоре я уже спал.
***
Утром я проснулся, чувствуя себя гораздо лучше. Я все еще не мог пошевелиться в постели и недоумевал, почему. Не были ли мои раны серьезнее, чем мне казалось?
В восемь часов в комнату вошла Никки. Она поцеловала меня и сказала:
– Я люблю тебя, Эрик.
– Я тоже тебя люблю.
– Эрик, сегодня я не могу с тобой остаться, – сказала Никки, – через две недели открывается школа, и я должна присутствовать на собраниях и готовить свой класс. Я останусь до визита врача, а потом мне придется уйти. Но около четырех я вернусь.
– Все в порядке, дорогая, – сказал я. – Со мной все будет хорошо. Я могу вздремнуть, пока тебя не будет.
Никки рассмеялась
– Ты имеешь в виду вздремнуть между твоими снами?– Да, от всего этого сна я устаю, – сказал я. Я начал смеяться, но от смеха у меня заболела грудь, и когда Никки увидела страдальческий взгляд на моем лице, то заплакала.
– Все в порядке, Никки. Мне просто больно, когда смеюсь, так что, не смеши меня, – сказал я.
Никки попыталась улыбнуться, но по ее щекам продолжали катиться слезы. Она как раз достала из сумочки салфетку, когда вошел доктор.
– Как вы себя чувствуете сегодня, мистер Андерсон? – спросил доктор.
– Не знаю, – сказал я. – Думаю, в данных обстоятельствах хорошо. Простите, я уверен, что вы уже представлялись мне раньше, но я не помню вашего имени.
– Не нужно извиняться, – сказал он. – Это понятно. Я – доктор Бергер.
– Доктор Бергер, не могли бы вы мне объяснить, почему я не могу пошевелить руками или ногами и могу лишь слегка поворачивать голову в каждую сторону? – спросил я.
– Нам пришлось вас обездвижить, чтобы ваши раны не открылись после операции, – ответил он.
– Насколько серьезны мои раны?
– Серьезны, но теперь вы вне опасности. Вам очень повезло, – сказал доктор Бергер.
– Я знаю, детектив Тренча уже говорил мне об этом. Если бы это был пистолет большего калибра, я бы, наверное, уже был мертв, – сказал я и тут же пожалел об этом, потому что увидел, как лицо Никки стало совершенно белым.
– Это правда, но еще больше вам повезло из-за того, куда попали пули. Одна пуля пробила правую сторону груди, не задев ребер, но прошла через легкое и вышла через спину. Две других попали вам в нижнюю часть живота, но не задели жизненно важные органы. Эти две пули также прошли через вашу спину. Больше всего нас беспокоили два выстрела в живот. К счастью, пули не попали в печень и почки. На самом деле они нанесли очень мало вреда.
– Как долго Эрик пробудет в больнице? – спросил Никки.
– Я надеюсь, что сегодня днем он встанет с постели и, если будет продолжать поправляться так же быстро, как до сих пор, в понедельник мы, вероятно, выпишем его домой. Но Эрику нужно будет еще несколько недель отдохнуть. Я бы не рекомендовал пытаться вернуться к работе, по крайней мере, в течение трех недель, – сказал доктор Бергер.
Когда доктор ушел, Никки сказала, что не может дождаться, когда я вернусь домой.
– Я найму сиделку, чтобы она заботилась о тебе днем, а ночью сама буду твоей сиделкой, – сказала она.
Никки, выслушав доктора, казалась более жизнерадостной. Она поцеловала меня, сказав, что вернется около четырех, и ушла.
После ухода Никки я попытался заснуть, но обнаружил, что слишком беспокоен. Позже вошла медсестра и освободила мои руки и ноги от удерживающих их бинтов, а затем сняла пенопластовую прокладку, удерживавшую на месте мою голову. Было здорово, что теперь я могу двигать руками и ногами и поворачивать голову, чтобы посмотреть в окно.
Я наблюдал за голубями на подоконнике, когда появился детектив Тренча.
– Вам сегодня лучше, мистер Андерсон?
– Полагаю, что да. Трудно сравнить то, что я чувствую сейчас, с тем, что чувствовал, когда был в постоянном тумане. Но думаю, что сейчас все же лучше.
– Я просто хотел заглянуть и узнать, не вспомнили ли вы чего-нибудь нового, что могло бы нам помочь, – сказал он.
– Прошлым вечером мне в голову пришло кое-что, но я не уверен, настоящее это воспоминание или нет, – сказал я.
– Давайте послушаем.
– Прошлым вечером я все время прокручивал в голове кадры, чтобы посмотреть, не появится ли что-нибудь новое. Я вспоминал все каждый раз одинаково, за исключением того, что заметил нечто, что мог видеть, но просто не зафиксировал в своем сознании. Я до сих пор не могу вспомнить лица стрелявшего, но думаю, что, когда я смотрел на пистолет, он был в его левой руке. На пальце у него было кольцо, но не обручальное. Оно была у него на среднем пальце, черное, может быть, ониксовое. Это поможет?
– Да, поможет, – сказал детектив Тренча. – Знание того, что наш стрелок, вероятно, левша и носит ониксовое кольцо, очень информативно. Не так хорошо, как описание его лица, но помогает. Что-нибудь еще?
– Нет. Это пока все, что я помню.
Какое-то время мы оба молчали, а потом я заметил, что детектив Тренча все в том же коричневом костюме, и чуть не рассмеялся. Он заметил, как я смотрю на него, и опустил взгляд на свою одежду.
– Я вижу, вы заметили мой новый костюм, – сказал он, улыбаясь мне. – Обычно я не выгляжу таким щеголем.
– Простите, я не хотел пялиться.
– Все в порядке, – сказал он. – У нас в доме случился пожар, и я потерял всю свою одежду.
– Сочувствую, – сказал я. – Ваш дом сильно пострадал?
– Дом не пострадал вообще, сгорела только моя одежда, – сказал он. – Каким-то образом вся она оказалась свалена в кучу на подъездной дорожке, случайно облитая бензином. Потом рядом с кучей кто-то уронил спичку или сигарету. Вжик! Ничего не осталось, кроме пары хрустящих носков. Наверное, в тот вечер моя жена была на меня очень зла.
Он коротко рассмеялся и сказал:
– Я думаю, что мы все уладим, но пока что я живу в своей машине, и мне пришлось купить этот костюм в магазине Армии Спасения. Сейчас это – единственное, что я могу надеть.
Мне стало его жалко. Детектив Тренча казался хорошим парнем, и мне было неприятно думать, что у него проблемы в браке. Что такого он мог сделать, чтобы настолько разозлить жену, что та сожгла его одежду? Наверное, в глубине души я знал. Мне было интересно, как в браке все может зайти так далеко, прежде чем предпринимаются шаги, чтобы исправить проблемы.
Детектив Тренча оставался со мной больше часа, но мы просто болтали. Я чувствовал, что он хочет что-то мне сказать, но почему-то сдерживается. В конце концов, мне пришлось спросить:
– Мне кажется, вы чего-то недоговариваете, но, по-моему, хотите сказать. Что?
– Помните, я сказал вам, что стрелок думал, что вы мертвы, иначе бы добил? – спросил детектив Тренча.
– Да, помню. – сказал я и подождал, пока он закончит.
– Стрелок знал, что вы живы, но был уверен, что умрете. Он хотел, чтобы вы умерли, но при этом медленно. Вот почему последние два выстрела были сделаны в живот, а не в голову, – сказал детектив Тренча.
– Почему? – спросил я. – Зачем ему это делать? Только потому, что он думал, что я его увидел?
– Не знаю, но собираюсь выяснить.
После этого детектив Тренча задавал мне вопросы о моей работе и людях, с которыми я работал. Только после его ухода мне пришло в голову, что он может заподозрить, что стрелял кто-то из моих знакомых.
***
За следующие несколько дней я окреп, и медсестры подняли меня с постели и заставили ходить по коридорам. Каждое утро ко мне приходила Никки, а потом возвращалась после работы и ужинала со мной. Она оставалась там каждый вечер, пока не заканчивались часы посещений. Пару раз, когда я чувствовал себя одиноким по ночам, я звонил Никки в дом ее родителей, и каждый раз мы разговаривали больше получаса.
Глядя на Никки каждый день, я начинал волноваться. Я чувствовал, что с каждым днем становлюсь все сильнее, но с Никки, похоже, все обстояло не так. У нее был пепельный цвет лица, а глаза всегда казались опухшими и красными. Мне казалось, будто она потеряла вес и спит плохо. Она переживала тяжелые времена. То, что она обнаружила меня лежащим на полу истекающим кровью, а потом больше трех дней не знала, выживу я или умру, сказалось на ней. Я был уверен, что как только я выйду из больницы и мы вернемся домой, ей станет лучше.
Когда я оставался ночью один и не мог уснуть, все мои мысли были о Никки
Нас познакомили на студенческой вечеринке, но в далеко не идеальных условиях. Она пришла на вечеринку в качестве подружки одного из моих собратьев по студенческой организации в колледже, но тот так напился, что едва мог стоять на ногах, и ему пришлось попросить меня подвезти ее домой.В то время Никки, казалось, не была впечатлена ни мной, ни моими собратьями. Она не разговаривала со мной всю дорогу, пока я не высадил ее, а потом лишь поблагодарила за поездку. С другой стороны, Николь Сондерс произвела на меня большое впечатление. Она была высокой и стройной, с очень красивым телом. У нее были светло-каштановые волосы и большие, очень выразительные карие глаза. Ее нос идеально подходил к ее лицу, и у нее был большой чувственный рот, способный генерировать тысячеваттные улыбки. К сожалению, в тот вечер, когда мы ехали в ее женское общежитие, мне она не улыбалась. Но когда она пришла на вечеринку, я видел ее улыбку, и сразу же позавидовал ее кавалеру.
Я не видел ее больше две недели, а после столкнулся на другой вечеринке. На этот раз она мне улыбнулась.
– Эрик Андерсон, верно? – спросила она.
– Да, а вы – Николь Сондерс.
– Ты вспомнил. Я впечатлена. Я думала, что после того как я была с тобой так груба, когда ты подвез меня домой, ты быстро забудешь обо мне, – сказала она.
Я на мгновение задумался обо всех замечательных линиях поведения, которые мог бы использовать в тот момент, но вместо этого выбрал искренность и сказал:
– Я был настолько поражен твоим ко мне безразличием, что это заставило меня запомнить твое имя.
– Я не была безразличной, – сказала она, – просто я так разозлилась на Боба. Он приглашает меня на вечеринку, а потом так напивается, что даже не может отвезти меня домой. Я боюсь, что позволила своему гневу повлиять на мое отношение к тебе. Я ценю, что ты был трезв и подвез меня, не жалуясь на то, что тебе пришлось покинуть вечеринку.
Перед такой возможностью устоять я не смог:
– Как я могу жаловаться на это, если у меня появилась возможность провести время наедине с такой красивой девушкой, как ты?
Никки рассмеялась.
– Ты уже простила Боба? – спросил я.
– Нет, и не собираюсь, – сказала она. – Я познакомилась с ним всего неделю назад, и это было наше первое и единственное свидание. Он все испортил.
– Хорошо, тогда как насчет того, чтобы пойти на свидание со мной? – спросил я. – Я обещаю, что останусь трезвым достаточно долго, чтобы доставить тебя домой.
– С удовольствием, – сказала Никки.
На следующий вечер мы пошли на наше первое свидание, и к концу следующей недели начали встречаться серьезно.
***
А еще я вспомнил, как мы впервые занимались сексом. Это было на нашем четвертом свидании. Мы сходили в пиццерию, а потом пошли в кино. После фильма мы поехали обратно в общежитие Никки, и я припарковался на другой стороне улицы. Я поцеловал ее и стал покусывать за ухо.
– Кажется, я влюбился, – прошептал я ей.
Никки повернула голову, поцеловала меня и сказала:
– Я тоже.
Целуя ее, я начал расстегивать блузку, и когда просунул руку внутрь, она совсем не сопротивлялась. Я почувствовал, как моя рука впервые коснулась ее обнаженной груди, и мой член чуть не порвал молнию на моих штанах.
Я наклонился, чтобы всосать ее сосок в рот, и одновременно просунул руку под подол ее юбки. Никки не остановила меня, и я начал двигать рукой вверх по ее бедру. В тот момент она скрестила ноги, но, когда я поднял руку выше по ее ноге, она расцепила их и позволила мне достигнуть верхней ее бедер. Я прижал кончики пальцев к ее обтянутой трусиками попке и дразнил ее киску. Никки отвечала на это, кусая меня за ухо и говоря:
– Это так приятно.
Мне было так жарко, что я был готов пощупать киску Никки прямо в машине. Когда я попытался просунуть руку в ее трусики, Никки ухватила меня за запястье. Проблема была в том, что моя машина была не только слишком маленькой, она была припаркована на единственном свободном парковочном месте в квартале, а оно было прямо под уличным фонарем. На улице было очень оживленно, а это означало, что все, что мы делаем в моей машине, мог увидеть любой прохожий.
– Только не здесь. Пойдем в мою комнату, – сказала Никки. – Следуй за мной.
Никки застегнула блузку и вышла из машины. Я тоже вышел, Никки взяла меня за руку и повела через улицу к женскому общежитию. Вместо того чтобы войти через парадную дверь, она подвела меня к задней части дома, и мы вошли через заднюю дверь и поднялись в ее комнату по черной лестнице.
Оказавшись в спальне Никки, я притянул ее к себе и снова начал целовать. Никки поцеловала меня, а затем начала расстегивать мои брюки и стягивать их вниз. Пока она возилась с моими брюками, я снял рубашку. Сняв с меня штаны, Никки стянула мои трусы, и пока мы стояли, целуясь, Никки наклонилась и начала дрочить мой член.
Я был так возбужден, что мне пришлось остановить ее, прежде чем она довела меня до оргазма. Затем я расстегнул ее блузку, сбросил ее с плеч и позволил упасть на пол. Никки расстегнула молнию, сняла юбку и положила ее на стул. Потом я увидел, как Никки расстегнула лифчик и сняла его, открыв свою упругую грудь размером с грейпфрут. Я положил кисти на груди и нежно помассировал их. Я начал целовать и лизать ее соски, чередуясь между правой и левой грудью, и мог видеть, что Никки наслаждается ощущениями, которые я ей дарил. Мне нравилось, как твердеют ее соски, когда я играю с ними языком и губами.
Через некоторое время я повернул Никки и усадил ее на край кровати. Затем скользнул рукой по внутренней стороне бедра Никки, пока не добрался до промежности ее трусиков, и просунул палец под атласную ткань. Когда я просунул кончики пальцев в ее щель и начал скользить по ней вверх и вниз, смачивая их в ее сексуальных соках, Никки издала тихий стон.
Я стоял перед Никки голый с самым большим стояком, который, по-моему, у меня когда-либо был, и головка моего члена уже блестела от преэякулята, а капало его еще больше. Никки взяла мой член в руку, поднесла к лицу и, казалось, изучала его.
– Хочешь, я его поцелую? – спросила она.
– Да, очень, – ответил я.
Никки наклонилась вперед и поцеловала мой напряженный член. Она провела своим языком по всей головке моего члена и, делая это, потянула мой член, выдаивая из него столько преэякулята, сколько могла. Никки, похоже, понравился вкус прозрачной жидкости. Через несколько минут она притянул мою голову к себе, чтобы поцеловать. Я видел, что ее губы были скользкими от моих соков, но все равно поцеловал ее.
Я опустился на пол перед Никки и, глядя на ее холмик, сказал:
– Теперь моя очередь отплатить тебе.
Я просунул голову между мягких бедер Никки и начал покрывать поцелуями ее вульву. Затем я начал просовывать язык между ее половыми губами. Я чувствовал, как из ее киски вниз по моему подбородку текут соки. Когда я, наконец, прекратил атаку на клитор Никки, она чуть не набросилась на меня. Она обцеловывала все мое лицо, несмотря на то, что оно было покрыто ее любовными соками.
Я уже собирался забраться к ней на кровать, когда Никки прошептала:
– Мы не можем идти дальше, пока ты не наденешь презерватив.
Я быстро схватил штаны и вытащил из бумажника презерватив, который всегда носил с собой. Я накатал презерватив на свой набухший член, а затем присоединился к Никки в кровати и забрался между ее ног. Я прижал головку члена к ее отверстию и медленно вошел. Никки была очень тугой, и ощущения, которые получал мой член, были замечательными. Когда я начал входить в Никки на всю глубину, она приподняла бедра, чтобы встречать каждый мой толчок. Вскоре мы вошли в ритм, одновременно приведший нас обоих к кульминации.
Тем вечером секс был, конечно, не лучшим из тех, что у нас был когда-либо, но зато самым запоминающимся, потому что был первым.
***
Я заполнял свои одинокие ночи в больнице исключительно мыслями о нашей совместной жизни. Через год после окончания колледжа мы с Никки поженились. Никки получила должность учительницы в школе округа Лос-Анджелес, преподавая английский язык в средней школе, а я устроился работать в компанию, устанавливающую компьютерные сети.
Мы с Никки женаты уже шесть лет, и поездка в Даллас, из которой я только что вернулся, была всего лишь вторым разом, когда мы расставались. Первый раз – чуть больше года назад, в конце прошлого учебного года. Никки вызвалась, чтобы мы сопровождали в поездке в Германию детей из немецкого клуба в ее школе. Но мне пришлось отменить эту поездку в Германию, в связи с недельной конференцией по образовательным технологиям в Денвере. Никки была разочарована, но понимала, что у меня нет выбора. Мы расстались всего на неделю, но я ужасно по ней скучал.
В четверг вечером я вернулся домой с конференции, а в ту же субботу вернулась из Германии Никки. У меня была эрекция, когда я лежал на больничной койке, думая о том романтическом вечере, что мы провели, когда Никки вернулась домой. Я приготовил романтический ужин при свечах, и после него мы удалились в спальню.
Никки пошла в ванную, чтобы быстро принять душ и подготовиться ко мне. После того как зажег несколько свечей внутри спальни, чтобы создать теплое романтическое ощущение, я терпеливо ждал, когда Никки выйдет из ванной. У меня уже созрел стояк в ожидании того, что должно было произойти. В конце концов, прошло уже больше недели, с тех пор как мы в последний раз занимались любовью. Когда двойные двери ванной открылись, Никки стояла в дверном проеме в черном лифчике, трусиках и черных чулках до бедер.
Когда Никки подошла ко мне, я встал, обнял ее, и мы начали танцевать под тихую рок-мелодию с диска, который я поставил. Пока мы танцевали, я начал целовать Никки в губы и шею. Я расположил нас так, чтобы мы стояли перед большим зеркалом на трюмо Никки, затем встал позади нее, потер ее грудь через лифчик и прижался эрекцией к ее упругим ягодицам, в то время как она смотрела на себя в зеркало. Когда я просунул руку в ее трусики и начал дразнить ее, просто слегка проводя кончиками пальцев по вульве, Никки откинула голову на мое плечо и закрыла глаза. Пока я продолжал играть с ее киской, она начала издавать тихие воркующие звуки.
Как только я почувствовал, что мои пальцы стали влажными от соков Никки, она повернулась ко мне лицом, глубоко поцеловала меня с языком и начала целовать мою грудь и живот, опускаясь передо мной на колени. Оказавшись на коленях, она стянула с меня трусы, а затем одной рукой обхватила мои яйца и поцеловала самый кончик моего члена. Я уже начал выделять преэякулят, и когда она отодвинулась, я увидел нить густой прозрачной жидкости, протянувшуюся от кончика моего члена к губам Никки. Я наблюдал, как Никки провела языком по губам, собирая блестящую нить и втягивая ее в рот. Затем она высунула язык и провела им по головке члена, создав новую нить блестящей жидкости, на этот раз тянущуюся от моего члена к кончику ее языка. Не отрывая нити, Никки провела языком под головкой моего члена и втянула его и мой член в рот. То, что последовало за этим, было одним из самых фантастических минетов, которые она мне когда-либо делала.
Я был очень близок к оргазму, когда Никки остановилась, встала и поцеловала меня. Я чувствовал на ее губах и языке вкус своего возбуждения. Прервав поцелуй, она сказала:
– Теперь моя очередь, – и села на край кровати.
Я опустился перед ней на колени и начал целовать ее, спускаясь от лица к груди. Когда я добрался до ее груди, то стянул с ее плеч бретельки лифчика и опустил вниз чашечки, чтобы обнажить ее красивые грушевидные груди. Я взял по одной в каждую руку и нежно помассировал их, поочередно облизывая, целуя и посасывая соски. Никки это очень нравилось, и часто доводило ее до оргазма, и этот раз не был исключением. Никки откинула голову назад, обхватила мою голову обеими руками и прижала к груди, взбираясь на гору своего оргазма. Когда она, наконец, спустилась вниз, то расслабилась и легла на кровать. Как только она это сделала, я начал процеловывать свой путь вниз по ее животу к верхней части трусиков. Я оттянул промежность ее трусиков в сторону и вдохнул пьянящий аромат возбужденной киски. Я медленно провел языком по ее половым губам, затем раздвинул их и просунул язык в киску Никки. Как обычно, она откликнулась на мое внимание и вскоре испытала второй оргазм...
На этот раз, отойдя от оргазма, она сказала мне войти в нее, поэтому я встал и поместил свой член у входа в хорошо смазанный вход в киску Никки и надавил, пока не погрузился в нее на всю длину. В течение следующих пятнадцати минут мы с Никки скакали по кровати в разных позах, пока я не смог больше сдерживаться и не выстрелил зарядом в Никки, находясь сзади, а затем рухнул на нее сверху.
Потом, когда мы обнимались, Никки сказала:
– Я привезла тебе из Германии подарок.
Она встала с кровати, и я наблюдал, как шевелится ее милая маленькая попка, когда она подошла к своему чемодану и стала рыться внутри, пока не нашла искомое. На самом деле я был слегка разочарован, когда она нашла подарок, потому что наслаждался эротическим видом, когда она склонилась над чемоданом.
Никки вернулась к кровати и протянула мне освобожденную от обертки коробку. Она стояла и улыбалась, пока я пытался угадать, что может быть внутри. Коробка оказалась тяжелее, чем я ожидал, и это сбивало меня с толку. Я ожидал увидеть шляпу или какой-нибудь другой легкий предмет.
– Ну же, открывай, – взволнованным голосом сказала Никки.
В коробке лежала литровая пивная глиняная кружка. Кружка была расписана вручную и очень красива. Я не поверить. За эти годы я собрал несколько разных пивных кружек, но у меня не было ничего такого же хорошего как эта, к тому же она пришла с бумагами, объявляющими, что данная кружка – одна из всего тысячи, что делало ее отличным предметом для коллекционирования.
Моя коллекция состояла из пяти пивных кружек с названиями пива, которое больше не варят, оловянной кружки со стеклянным дном, которую я получил в подарок на свадьбу, и трех глиняных пивных кружек, которые я нашел на гаражных распродажах. Я и не подозревал, что Никки серьезно относится к моей коллекции.
– Я не могу в это поверить... Она прекрасна, но я боюсь, что ты потратила на меня слишком много, – сказал я. – Должно быть, она дорогая.
– Ты заслуживаешь ее, и любые траты не могут быть слишком большими, если они для тебя, – сказала Никки, целуя меня и забираясь обратно на кровать.
– Спасибо, милая, мне она очень нравится.
– Я знала, что ты хотел бы такую. Как только я ее увидела, то поняла, что должна купить для тебя, – сказала она.
Самое смешное, что сразу после этих слов она заплакала. Я спросил, почему она плачет, и она сказала:
– Я просто так счастлива, что смогла привезти тебе эту кружку. Я знала, что это будет что-то особенное.
Я притянул Никки к себе и долго держал в своих объятиях, и мы занялись любовью во второй раз за этот вечер.
От мыслей о том вечере у меня всегда вставал в горле комок. Это было просто одно из самых счастливых воспоминаний.
У меня было достаточно времени, чтобы подумать о том, как мне повезло, что я нашел Никки. Я знал, что без нее пропаду. Внезапно мне в голову пришло, что я пересматриваю свою жизнь, как старик на смертном одре. Я был молод, жив, и у меня было достаточно времени, чтобы сделать еще более замечательные воспоминания вместе с Никки. Пора было заглянуть в будущее.