Подкатегория: без секса
- Пап, ну ты чо как не родной! Подумаешь, город.
- Спорить будем?
- А чо - можно! Ну, всё, всё, торможу. Скажите, пожалуйста, и не поспорь с ним уже. Во-он, перед поворотом. Та-ак. Пап, на "паркинг" ставить? Или "нейтраль" с ручником? Так, ладно, "паркинг", - вот. Меняемся?
- Хочешь, на коленки тебе сяду.
- М-м, на коленки. Так, погодь, подумаю. Не, не катит, мне не в тему. Ну, всё! Вот же, щипается.
- Щипаюсь, - подтверждаю я. - Хотя, по уму если, мне тебя пороть надо. Сечь. Подвергать телесным наказаниям.
Этот глубокомысленный диалог мы продолжаем уже снаружи, поверх капота нашей "Трибеки", потом перед капотом. Блядь, вся решётка в чём-то. Потом усаживаемся в машину, - я на водительское, наконец-то! Так. А, ну да. Я нажимаю на брелке кнопку предустановки положений водительского места. Так, сервоприводы. Вот, теперь удобно, теперь можно ехать, но мой сын вдруг тычет пальцем в ветровое стекло:
- Ил, зырь, "Трибека", у-у, расплодилис-сь, - гадюкой шипит он. - Ч-чёрная, куда там.
- Шею не сверни.
- Пап! Ещё раз если! Ущипнёшь, если. Ну, эта, трогай, милай, что ли. Ля-ля, фа-фа, все крутые, куда на хрен, у всех "Трибеки".
- Поясни. Все, которые "куда на хрен", и у которых, "у всех" "Трибеки", - это мы с тобой?
- Пап, я про то. Да обгони ты этот "Волгарь", что ты ему в корму дышишь? Достижение отечественного автопрома.
- Обогнал, дальше что?
- Дальше. Я про то имел в виду.
- Ты ТО имел в виду.
- ...что кругом у всех "Трибеки", - упрямо сдвинув тонкие прямые брови, продолжает мой сын, демонстративно не обращая внимания на мою очередную, юбилейную - миллионную уже, что ли - попытку привить ему вкус к русской грамматике. - Прикинь, Ил, вторую вижу! За неделю. Эксклюзивность утрачиваем. Чёрная, куда там. Ну, как честный человек, признаю, - козырно! Хотя наша синяя, а это фирменный цвет. Наверно и подешевле, чем наша будет, - как ты сам считаешь? Поторопился ты.
- Странно, что вторую, их у нас с марта 2006-го продавать начали. Да ты не переживай. Насчёт эксклюзивности я. Я про это имею в виду: Субару "Трибеки" в Россию только в пятиместном варианте поставляет.
- Хм, про это? Ну-ну. Если про это. Да только мы третьим рядом сидений и не пользуемся практически.
- Да. Практически. Практически регулярно, зимой, когда я у вас в секции в бассейне извозчиком подрядился, блин. Нет, про "подряд" я погорячился, - подряд подразумевает оплату.
- Про оплату: пап, давай, что ли, оттюнингуемся, что ли, как-нибудь так вот, по-жёсткому, что ли. Не так уж и дорого, зато, вновь эксклюзивность обретём. Обретём своё лицо! А? "Кенгурятник" там, подножки, дуги ещё такие, знаешь, сверху хромированные. А то у нас щас ничего особенного. То ли дело на Импрезе было, одно антикрыло чего стоило! Спойлера, воздухан. Всё реально по-жёсткому! Не машина была, а...
- "Ласточка"! - совершенно серьёзно подсказываю я сыну и, чтобы отвязался он от меня с тюннингом этим, добавляю. - Долетался ты, Ласточка, на Импрезе по-жёсткому, и, заметь, без всякого тюннинга. Это чудо, что за столько мы её продали: Рустам молодчина, снимаю шляпу, - жестянщик от Аллаха!
Зеленоглазый поганец удручённо молчит некоторое время, потом совершенно немотивированно оживляется:
- А что тюннинг, скажите, пожалуйста! Вот бы мне моц. Эх, недорос, за два года с тоски сдохну! Хотя, м-м, скутер, там, например, уже можно. М-м, песня, - Piaggio Beverly 500. С такой, знаешь, хромированной чтобы фарой, под 50-е. И зеркала тоже, в хроме. Как у дядь Жени нашего, и, заметь, Ил, он на нём чаще даже, чем на Мазерати своей, в Милане вообще, непонятно зачем спорткар держать, хотя... Ну да, он же по всей Европе мотается, на эти свои "la settimani del moda", - вырасту, такую же куплю, красную только, Мазерати кр-расная должна быть.
Я, подавив смешок, кошусь краем глаза на сына. Обожаю. Сощурился в предвкушении. Пепельную прядь над тонкой прямой бровью на палец себе накрутил, в пространство из-под пушистых ресниц уставился - мечтает. Обожаю.
- Ласточка "Понтовщик" Ласочев, - даю я суровое, нелицеприятное заключение.
- А при чём здесь понты? - спокойно отзывается "понтовщик". - Не, эт-то не про меня! Скажите, пожалуйста, понты. Я, может, так за эстетику быта борюсь. По-жёсткому. За эксклюзивную эстетику, которую мы бы обрели, если бы "Трибеку" нашу на тюннинг. Бль! Спецом, да? Лужу ты эту, спецом? Отвернуть нельзя было? Всю машину же, грязь же на ветровое даже.
- Сдурел? Куда бы мне отвернуть: справа "Мерс" этот, слева "сплошная двойная"! Сам так машину уделал - смотреть страшно, а на меня шипит ещё чего-то! Чистоплотный какой, скажите, пожалуйста. Вот за мойку я из твоих карманных вычту. Вычту, вычту - учти.
- Да? Вычти, вычти - учту. Всё учту. Да то. Ладно, проехали. Нет, я не про это имел в виду. Ой, да, пап! Отвяжись! Так просто, ляпнул. Да точно, точно. Мнительный ты какой-то стал. Не-а. Во, блин! Договорился! Ты скажи ещё.
- Нет. Не буду. Прости меня, а? Чо-то я, как-то.
- Простить? Тебя? М-м. Ну, это зависит. От.
- Сколько? И, главное, на что опять?
- Склероз. Таков мой, то есть, твой диагноз. Я ж ещё в пятницу тебе.
- Книга. - вздыхаю я.
- Книга! Пап, был же базар, у меня ж в серии её только не хватает! Ну-у, не только, это я тоже, погорячился. Мда.
- Мда, - соглашаюсь я, а соглашаюсь с тем, что, как ни крути, а на полторы штуки я попал. - Интернета тебе мало. Всё, не начинай, я тебя умоляю! Лучше скажи: ты сейчас со мной, домой, или, всё-таки.
- Я, пап, наверно, сейчас, или, всё-таки. Ил, ну ты ж сам понимаешь, всё же ты у меня понимаешь, ты же такой у меня.
- Какой? - спрашиваю я, а сам улыбаюсь до ушей, ожидая привычного ответа моего сына.
- Такой. Мой отец.
- Это да, я такой, но вот как меня угораздило, - это для меня.
- Ха-ха. И ещё раз: ха. Во, Ил! Видал?
- Нет. Что там?
- Смотри на дорогу, всё равно уже. Над перекрёстком "растяжку" повесили. Ты чего?
- Ничего, кхм, ничего. Какую ещё растяжку?
- Пап, ты нервный какой-то последнее время у меня.
- "В последнее время", так правильно говорить. Что за растяжка, мать её?
- Да рекламная! Злится чо-то тут. Нет? А чо тогда? Ладно. Ну, реклама - это же про конкурс этот, в "Орджоникидзе" будет, перед выпускным у одиннадцатых, я же тебе рассказывал. Ха, Ил, прикинь, у нас все девки... Ну, девочки. Все девоч-чки, как, блин, помягче бы как? - ну, будто с ума посходили, - так, наверно, я выражусь, политкорректно. Все такие сразу, эти, как их, - кутюрье? - правильно? - прикол, а этих, как их, моделей на всех не хватает, ясное дело. Причём, не хватает как дево... вчонок, - ну, это понятно, они же все почти кутюрье теперь у нас, - и пацанов не хватает, - а это тоже понятно, - какой пацан согл... Ты куда это?
- Тебе же на Сталеваров надо было? Передумал? Хорошо бы, - к тихой моей радости.
- А, ну да. В смысле, - нет, не передумал. Во-от, ко мне тоже подъезжали, - прикинь! - чтобы, мол, я такой типа, на этот самый, прости господи, на подиум. Прикинь, воще.
- Прикинул. Ну, "воще", криминала я тут не наблюдаю, - подумаешь, в эксклюзивных? - правильно? - шмотках на сцене пофорсить!
- Пофорсить! Слово-то, какое. Да нет, - ха, пофорсить, надо же! - пофорсить-то я не против, да только видел бы ты этот "эксклюзив"! Мама, роди меня обратно.
- Что, настолько плохо?
- Ну-у, как тебе, понимаешь. Есть и ничо. Да только... Пап, я ведь у всех бы не смог, ну, всем бы не смог. Короче: и так у меня проблем с девчонками в классе куча, - сам знаешь, - а тут с одной бы я. Всё, хана бы ей сразу, её бы остальные с говном съели. Девочки остальные.
- Завышенная самооценка. Таков мой тебе диагноз.
- Угу. Диагност, блин, - тебя бы на моё место.
- Каждый мужчина должен находиться на своём месте, - выбирать можно, но уж, коль выбрал, - то это твоё место до конца, а возможно, и дальше.
- Ну да, каждый на своём, но значит, что ты и не суди, пап, со своего места о моём! Мне и так несладко, задолбался я отбиваться, записки эти, слёзы-грёзы. Ёб! "Газель"! Ну-у, Ил, ну-у, знаешь. Тетеря.
- Тетеря, - утирая лоб, соглашаюсь я. - Надо было, и впрямь, тебе разрешить за рулём остаться.
- Да-а, это щас жёстко могло быть. Ладно, проехали. Нет, но что с тобой сегодня, а? Давно я тебя таким не видел, нога что ли? Опять осколок?
- Нет, с ногой всё в порядке. Но ты прав, я тоже себя таким давно... И ещё ты вот в чём прав: я тебе должен полторы тысячи. Вовремя ты руль. Нет, не пустяки. Домой придёшь. Блин, да у нас же с собой рублей триста всего! Ну, пятьсот, может. Сам же вчера, с пловцами своими. Ну, и у кого склероз?
- Это замечание я пропускаю мимо ушей. А насчёт денег, - это я обдумываю. Тщательно. Да, обдумал, представь себе. Значит так, - чёрт с ним, с паркуром, поехали домой! Во, рад-то как. Радости, блин, полные. Не, я про штаны не думал, я про карманы, например. Ч-чёрт, неудачно как. Да это ясно, - будет время. Нельзя, представь себе! Уйдёт книга, - я и так себе, - во, зырь! - все локти обкусал. Да ну, это мы вчера, с дедом Иваном, побесились на озере. Да не ковыряю я. Знаешь, куда зелёнку себе? Мне что в садик? Зелёнка, - скажите, пожалуйста.
- Пожалуйста, - с готовностью говорю я. - Эх, времечко было, золотое.
- Да уж. Как вспомню, как мы по всему миру мотались. Ну и всё. Времечко. Так. Спокойно, светофор на Завенягина сдох по ходу. Точно. Ил, я молчу, ты соберись, а то ты сегодня какой-то тетеристый у меня. Ну. Именно. Другого бы кого, я бы по-другому бы. Всё, сказал, молча, папа, блин!
- Я не блин, - отзываюсь я и заключаю, ведь последнее, заключительное слово должно остаться за мной. - Славка, Славка, всё-таки, надо бы мне тебя выпороть, как ты с отцом разговариваешь.
***
У дома, как всегда, не приткнуться. Я аккуратно, "на цыпочках", паркуюсь - да, я уже в норме. Хорошо, что Славка не пошёл на свой паркур, мне паркур вообще. Ладно. Оставим, тем более что я, как честный человек, признаю: впечатляет. Особенно, когда у исполнителей получается. У Славки очень даже получается, это я тоже, как честный человек. Их бы таланты, да на пользу Родине! - это я про "паркурщиков", а так-то, да, - впечатляет. Ох, не "впечатлиться" бы мне однажды, как отцу Кирилла в приёмном покое травматологии! Тьфу-тьфу. И ещё раз тьфу!
- Ты чего, Ил? Плюётся на меня, - скажите, пожалуйста.
- Славян, если ты на паркуре себе что-нибудь сломаешь, я доломаю у тебя всё остальное!
- О, родил! С чего это ты вдруг?
- Кирилла вашего вспомнил, вдруг.
Славка, обеспокоенный было - ну, так во всяком случае это выглядело - моим зловещим обещанием, беззаботно смеётся.
- Опомнился, пап! Король Лир уже неделю, как тройное вперёд с парапета осваивает!
Надо же. Тройное, ёб, да ещё с парапета с какого-то - понятия не имею, что это значит, но - надо же... Кевларовые они сейчас, что ли. Славян у меня в прошлом году (эх, я не видал, убил бы, к чёрту!) та-ак шмякнулся, и тоже, хоть бы хны! - уже через три дня, снова по этим до тошноты нелинейным лесенкам-перилам-парапетам, по неэвклидовым стенкам этим, до рвоты отрицательно-вертикальным скакал горным козлом.
- Слав, кейс с винтовкой возьми, будь другом, я остальные сумки прихвачу... Да вызови ты грузовой, пассажирский не дождёмся. Славка, а интересно: лифт всегда оказывается на самом верхнем этаже, - это в случае, если я его жду на нижнем, и, соответственно, наоборот. Да ты чо? И у тебя?! Надо же, - семейное это у нас, так выходит. Да, Слав, отошёл, нормально. Да так, вспомнил. Угу. Слава, я в этом над собой не хозяин, я своим воспоминаниям не могу приказывать. Ага, очень ты моих приказов слушаешься, уж куда там. Да, о нём. Оставим, я тебя прошу. Массаж? А что, идея, сделай, - погоди, ты ж в магазин собирался, в "Книго-Мир".
- Да я и сейчас собираюсь, Николе отзвонюсь. А обедать, - не хочу. Пока не хочу. Открывай, я ключи, кажись, куда-то. Фух-х, ничего я не посеял. Вот, Николе отзвонюсь, может, он со мной поедет, - ты же не поедешь? Ладно, Ил, не грузись, я с Николой, ты отдыхай, а так и один могу.
Я пропускаю сына вперёд, перехватываю у него сумку, которую он взял у меня, когда я открывал дверь, и Славка отключает сигнализацию. Хм, "отдыхай", - думаю я, - от каких таких подвигов, интересно. Славка оглядывается на меня, делает мне "глазки", немного краснеет, и прошмыгивает в гостевой санузел. Так, это спрайт. Две бутылки, пока ехали. Что ж такое, - ведь до сих пор Славка стесняется меня, когда хочет в туалет, - подумать только! Стесняется! Ничего, - вообще, по жизни ничего он не передо мной не стесняется, а этой мелочи, - этого он стесняется. Скажите, пож.
У-у, бля-а-адь. Осколок сучий. Память моя. Вырежу я его, на хуй! Зимой, скажем так. Хм, интересно, рана болит, как не знаю что, а нога распрекрасно слушается. Хоть ГТО сдавай, да не модно. Паркуром, что ли, мне заняться. М-м, отпустило. Кайф, всё-таки, когда отпускает, кайф, однозначно.
Пойти, коньяку... А, чёрт, машину же ещё на стоянку! А что, может смотаться со Славкой в "Книго-Мир"? В центр, на Ленина. Час пик скоро. Осколок мой, - нет. Пусть сам. А ведь умчится, - с Колькой, без Кольки, - вот тоже, книголюб ещё один на мою голову. Славки мне мало было, с его архитектурой. Сто пудов Славян сейчас за этим своим, как его, Taschen. Да что он там, утонул, что ли, в самом-то деле. Хм, вышел. Вот же! Бегом к себе, - это он переоденется сейчас, - мда, что-то надо с этим делать. Что же может быть у Славки связано с туалетами? Блядь, да всё что угодно! Досталось ведь парнишке.
- Слава, к тебе можно? Тук-тук.
- Ну-у, можно, пап.
И что мы тут имеем? Да уж, - вот голышом ему передо мной не стыдно стоять, во все красе. Ведь до чего красив, поганец, это тут и двух мнений быть не может! - очень красив, на грани совершенства. И хвала Богам, что на грани, ведь когда за гранью, - за гранью многое перестаёт восприниматься, это мной проверено. Бесподобен Славка "Ласточка" мой, - бедные, бедные его одноклассницы. Хм, не только одноклассницы, - я бедный, Дэн бедный, - Денис, впрочем, как раз. Да ты одеваться думаешь, поганец, или нет? - блядь, вот же. Мда, а в туалет, и, - главное, - из туалета, ему передо мной стыдно.
- Кхм. Вячеслав. Я бы тебе рекомендовал одеться, прежде чем ты рванёшь в "КнигоМир". Хотя бы в плавки. Нет, ты не думай, я не против, - я твоей наготой навсегда очарован, но.
Куда ты деньги положишь? А так, - в плавки засунул, и порядок, - ты сам рассуди, Слав.- Па-ап. Ха-ха-ха. не могу, бл-ль. Ил, хорош, в натуре, я ж, фух-х, я ж про плавки и думал, куда это я их.
- Вопрос, конечно. Слушай, Славка, а чего ты вдруг надумал переодеваться? Ты извини, конечно, если мой вопрос тебе показался некорректным, а?
Пауза. Как Славка лопатками умеет.
- Да так.
Пауза, ещё длинней.
- Ну, если так. А вот это как - шмотки по всем углам раскидал! Где носки, не вижу. А? Славян, так нельзя. И вообще, твоя комната, она перестала походить на жилище цивилизованного человека! Вячеслав, это у тебя не комната.
- Ты чего? - удивлённо смотрит на меня сын.
- Я того, что мне пора тебя воспитывать. Дисциплинарные навыки пора тебе прививать. Славка, погоди. Сядем, а?
- Пап.
- Да нет, нога в порядке. Уже в порядке. Слава. Славка мой, я сегодня умер. Не понимаешь? Тогда, в тот день, когда Сладкоежку, я не умер, а сегодня, будто что-то умерло во мне.
- Ил, я не понимаю.
- Я и сам толком не понимаю. Сладкоежка всё это время был со мной, все эти двенадцать лет, восемь месяцев и сколько-то там дней я его чувствовал внутри, и вокруг, сверху. А сегодня его не стало.
- Зря мы в Магнитку вернулись, надо было до завтра на Банном остаться.
- Да причём здесь.
- Тебе в горах легче, когда ты такой.
- Сейчас я не "такой". А ещё знаешь, что я понял? Что Славка Сладкоежка не просто ушёл, он ушёл, потому что появилась причина, и эта причина во мне, - а когда я закрыл на секунду глаза, я, вдруг, снова увидел, как он улыбнулся мне.
- Мистика, пап. Блин, Ил, мурашки у меня.
- Хм. Славка, когда мы с тобой... когда пять лет тому назад ты в моей жизни появился, у Сладкоежки стала твоя улыбка, а сегодня, уходя, он мне улыбнулся своей. Спокойно улыбнулся. Он ушёл, ушёл спокойный, а я не знаю, что это значит.
- Я знаю, что! Не знает он, скажите, пожалуйста! Меньше тебе "Книгу перемен" читать надо! На ночь, блин. И этого ещё своего, Мусаси, - кончилось ведь всё, Ил. Плохо очень, но... И потом. Мы же с тобой? Ну-у, пусть и не так у нас всё, как у вас было, со Славкой Сладкоежкой, но... Знаешь, Ил, а это уж не моя вина! Я тебе, когда ещё. Я и щас, если хочешь знать. Ну?! Ты куда?! Ил-2! Сам же начал, ёб, разговор, так дослушай тогда, раз... раз ты са-ам... дура-ар... рк... ес-сли-и ты... Не обнимай меня! Дурак, если со мной, если ты-ы... почему ты со мной н-не хоче-е-ешь.
Я молча обнимаю рыдающего Славку, я люблю этого парня, я готов ради него на всё, - на всё, что только не отнимет его у меня, - но того, о чём он, рыдая в моих ласковых по-отцовски руках, просит меня, в который уже раз, - этого я не могу. Смог однажды, тогда, в его день рождения, - но на второй день я уже больше не мог. Тогда встал передо мной жуткий вопрос: что я хочу? Кого я хочу в этом пацане для себя? Сына, или любовника, или кого? Все эти годы любовников у меня было... да нет, не так чтобы... хватало. Но ЛЮБИЛ я все эти годы. Тихо, Слав, тихо, что ты, родной.
- Слава, родной, тише. Всё, всё. Ну? Во, рёва.
- Да сам ты. Пусти.
- Не пущу. Тише, Слав, тише. Хорошо.
- Хорошо ему, гаду. Скажите, пожал... луйста. Дай платок. Ладно, извини, Ил. Блин, накатило, что-то.
- Славян, я тебя люблю. Это я во всём виноват, что не могу дать тебе всего, что ты требуешь у меня. Ты пойми.
- Пап.
- Я скажу, ладно? Ты пойми, Славка, родной, не могу я с тобой. Ты мой сын, ты стал мои сыном, - именно таким, о котором я мечтал всю свою жизнь, даже когда пацаном был. Любовь изменчива, - она навсегда, - но она может измениться. А мы с тобой. А тогда, в твой день рождения, ну, да, было это у нас с тобой, - но на утро я с ужасом представил себе, что я бы со своим отцом, бр-р-р.
- С дедом Иваном? - улыбается, успокоившийся вдруг, Славка.
Как же, всё-таки, у пацанов всё это быстро! Ведь вот только что, кажется, умереть он был готов от обиды на меня, от жалости к себе, а сейчас вспомнил деда Ивана и лыбится во всю свою рекламную.
У меня сердце схватывает от блеска его белых зубов, от ямочек этих вот его, на щеках, от света, майскими зелёными осколками брызнувшего из его прищуренных, совсем-совсем уже весёлых глаз, от его пепельных волнистых вихров, - полгимназии готовы за это вот... Все его любят, пацаны даже многие очень даже не прочь, а уж девчонки... А вот повезло одному Денису, а Славке повезло с Денисом, а я... Я его отец, а он, получается, мой сын - и точка.
- С дедом Иваном? М-м. Что-то про других своих отцов я не знаю ничего. Ладно, ладно. Славян, ты бы оделся, и правда. А что договаривать? Я всё сказал, а ты всё понял. Нет, ещё одно вспомнил! Скажи, если уж пошёл у нас такой разговор, - эх, Славка, знал бы ты, как мне эти разговоры нервы изматывают! - погоди! - вот я не понимаю, на кой чёрт тебе это всё, со мной, я имею в виду, - у тебя же Дэн есть, и мне совершенно очевидно, какого свойства и качества у вас отношения, вы друг друга ЛЮБИТЕ.
- Ну да, у меня-то, как раз, есть Дэн, и мы любим, а у тебя?
- Ах, ты! Дрянь зеленоглазая! Поганец белобрысый! Ты что, из жалости? Убью. Где, блядь, отскочи щас же! Куда ты кейс с Лаццерони сунул, пристрелю, к чертям собачьим. Сл... Славк... Славка, задушишь, поганец зеленоглазый. Вали, давай, в "Книго-Мир" свой, ныряй с трамплина нашего семейного бюджета в эту Чёрную Дыру моего кошелька. Да, ещё одно: с тебя три, м-м, четыре даже, массажа.
- Да? Тогда я лучше пошёл, щас, где мобильник. Да знаю я, где мне посмотреть лучше, - вот ведь, с советами тут! Ты скажи лучше, шорты сами где? А чо, может, мне и в натуре, так вот, в плавках лучше. Пап, а я красивый? Ты чо, Ил! Кидается, блин, носками, блин, кидается, грязными. Нет, ну, так, - ничо я так, или как, - скажи. Врёшь, сам урод.
Ну, вот, можно чем-нибудь заняться: Славка умотал в магазин за книгой. А вот тут засада меня ждала: оказывается, не полторы, а две с половиной тысячи эта rara avis стоит! "Трибеку" я на стоянку поставил, можно чем-нибудь теперь заняться. Чем? Какие у меня могут быть занятия, когда Славки нет дома, дед Иван на Банном, и я остаюсь один?
Да нет, так-то много чего я могу, да и должен даже делать. Дом есть дом, работа есть работа, - жизнь есть жизнь. Глупость есть глупость! Это я про себя. Недоволен чем-то, скажите, пожалуйста! У меня, со мной растёт сын, на которого лишь молиться! Мой младший брат, Женя, в Милане, но наезжает к нам достаточно регулярно - по его меркам.
А по нашему мнению - моему, Славкиному и батиному - это набеги иррегулярной конницы, - но таков уж мой младший брат, и я балдею, тащусь, прусь и ещё не знаю, как сказать, что мой сын Славка, который мне сын по закону, а не по крови, всё больше и больше делается похожим на моего младшего брата, а сам Женька, осуществляя очередной набег с древних Аппенин на Седой Урал, не оставляет попыток - тщетных, к моему счастью, - стырить у меня и деда Ивана племянника Славку себе: мы с батей отбиваемся, как можем, под радостное хихиканье Славяна. А мой отец живёт в тридцати километрах от меня, в нашем загородном доме, рядом с чудным, самим ещё Емельяном Пугачёвым по достоинству оцененным горным озером.
Работа? Да ну, к чёрту, - не упахался же я, тоже мне, работа, скажите, пожалуйста, - немцам да итальянцам наше железо впаривать. Не гневи Богов, "Ил-2", однажды они уже продемонстрировали тебе всю свою, всё и вся превосходящую, всем и всеми пренебрегающую вздорность своей силы, - мало? Сладкоежка ты мой... как больно. Почему же ты ушёл сегодня, что же это означает? Спокойный ушёл. Что-то это значит, а что - я не понимаю. Странно, но пустоты я не чувствую. Ни внутри, ни снаружи. Странно.
Займусь винтовкой. Запах оружия отлично регулирует настроение, значит, лучше всего мне сейчас заняться своей Lazzeroni, это меня отвлечёт. В кабинете? А где же ещё, - ну, мне, выросшему в коммуналке, кухня очень даже нравится, - в качестве места для занятий всякими грязными делишками, но Славка, трансцендентально и внечувственно, нечувствительно и беспредельно, беспризорно-безнадзорно доведший собственную комнату до состояния бендеровского схрона на утро после Дня Незалежности, - он же мгновенно впадает в состояние священной ярости, если на кухне... ну, допустим, кружку я там, например, какую-нибудь. А раз как-то - вспоминать даже не хочу! - я посуду в моечную машину сложил, да и забыл её там, на ночь, немытую, бр-р.
Так. Значит, настрел у меня за эти выходные в сумме с прежними получается 237. Запишем, Ласочев, ведь склероз - таков твой диагноз. Собственно, 237 - 23 июля, мой день рождения, - но запишу. Да-а, калибр. Песня, а ствол-то... Интересно, Мак-Милланы на неё тысячу выстрелов живучести дали, а сам Лаццерони на форуме мне ответил, что если восемь сотен ствол продержится, это заебись будет. Так, вишеры, шомпол. Да, Dewey самый-самый всё-таки, это и двух мнений быть не может. И всё-таки, бесподобная машина! Потому и бесподобная, что ни сам Лаццерони, ни братья Мак-Миллан, ни Шнайдер на технологические компромиссы в жизни не шли, а что цена... так потому и цена.
Покурить, что ли? Можно, пока Славян притыкает, всё выветрится. Да нет, унюхает, конечно, - это у него психологическое, экстрасенсорное даже, можно сказать, - это он не своим, удивляющим меня до сих пор совершенством формы носом учует, - это он просто будет знать, что я курил, и всё. Хм, губы подожмёт укоризненно, потом надует их капризно, так ещё красивей они у него. Обожаю.
Блин, на шейку приклада масло попало. Вот, порядок. Классный пластик, масла не боится, - а всё же, не стоит. Не понял, - у меня что, ментоловый Нэт Шерман кончился, что ли? Странно. Тетеря, я же на Банном его забыл! Ладно, "классику" покурим.
Хм, вот интересно, двое очень важных людей в моей жизни, - мой отец и Олег "Дед" Задирако - курят трубки, и вот против этого Славка не то что возражает, ему это очень нравится! Особенно, когда дед Иван, - батя же у меня такой, он же всё это сопровождает, так скажем, - а Славян в восторге, ясное дело. Да и Олег. Хм, Олег, - он от нашего Славки без ума, когда в прошлый раз приезжал, "апсуа хузба" Славяну привёз, особенный, девятнадцатый век. И у Олега тоже, трубка какая-то. Да, нравится Славке, когда курят трубку. Даже запах трубочного табака нравится.
Нет, я понимаю, - у Славки неприятие табака связано именно с сигаретами, и я распрекрасно знаю, почему - сам же я три пачки Мальборо - я их после того на дух не переношу, марку эту легендарную - этому выблядку, уфимскому этому хозяину пацанов скормил, после того как Славку у него... Хм, сожрал ведь. А куда ему было деваться, под стволом-то.
Ну, докурю, и можно убирать всё. Мда, а вот трубку я терпеть не могу, хлюпанье это пакостное, чистить её тоже постоянно. Эх, а вот чего я не знаю про Славку, это того, почему он так стесняется туалета. Можно, конечно, строить догадки, и они будут, по-видимому, довольно близки к действительности. Грустно всё это.
Стоило всё-таки, мне этого выродка пристрелить в Уфе! Не при Славке, разумеется, потом как-нибудь, вернуться в Уфу и закончить всё там по уму. Закрутился, Славку в нормальное состояние приводить надо было, по стране мотались с ним, за бугор ездили. В Японию. На Архипелаг, - хм, вот только на Миконос я Славяна не решился. В Италию, к Женьке, мой младший брат там уже десять лет в модельном бизнесе, и даже на Кубе были мы со Славкой, - хм, а в Южную Африку так и не собрались, - очень, почему-то Славку носороги тогда интересовали, - тоже вот, интересно, - почему?
Блядь, да хорош, Ласочев, - тоже мне, Фрейд нашёлся. Нет, в самом деле, надо завязывать! Славян уже не орёт даже, так, - шипит. Эх, но и меня ведь понять можно, - я же пылинки с парнишки до сих пор сдуваю, - а надо завязывать, парню через две недели уже немало стукнет. В этом возрасте Сладкоежка у меня лучшим снайпером фронта стал. Нет, это не довод, разумеется, но, по-любому, надо мне завязывать с попытками психоанализа относительно Славки.
Мда, а в Уфе-то, как раз, тем временем всё без меня закончилось. Может быть, так и лучше, что без меня. Ну, что, - ну, пристрелил бы я этого... как бы мне его. А так в камере его задавили. Не сразу, как я справедливо полагаю.
Ну, всё, порядок, - можно теперь мне и коньяку выпить. Да, а это уж совсем по другим причинам я предпочитаю делать втихаря от Славяна, - нет! - никогда и ничего у нас на замки не запирается! - ещё чего! - кроме оружия, разумеется, - но если зеленоглазая дрянь увидит, что я с бокалом в руке замечтался, - всё, хана, не отвяжется!
Ещё, что ли? Ну, "Ил-2", за тех, кто в море! Да, любимый тост Олега. Ёб. Лимон-то у меня весь ушёл, и в холодильнике нету. Плохо. Эх, с горя ещё одну. за сельское хозяйство вообще, и за цитрусоводство в частности. Какие в ТЕХ горах мандарины, в долинах - лучшие в Мире. Славке позвонить что ли, пусть по дороге лимонов прихватит. Да, как же, прихватит, - у него же денег впритык на книжку да на такси. Блядь, Ласочев, так нельзя! Нужны же парню лишние деньги, что такое, в самом деле, - себя вспомни в эти годы! Мда. Что-то я. Скаредный - вот слово! Нет, только не это, бр-р, - а что, может, и в самом деле, сделать Славке кредитку? Ну, особенно много на счёт не переводить - так, на всякие мелочи, - вот, как сейчас, например. Завтра же! Решено: завтра понедельник, с фирмы смоюсь, пусть денёк без меня посидят, с немцами пусть посидят, я уже не могу, я уже думать начал по-немецки, Himmeldonnerwetter, - всё решено уже у нас, один чёрт, делать мне там завтра нечего, подписание в среду, и так герр Мюке все кишки мне... der Teufel soll den Kerl buserieren. Интересно, он и на самом деле "von"?
Так, Ласочев! Про фирму, - ни-ни! А то точно напьюсь. Достали, сука, в горах было спокойней. В ТЕХ горах. Ладно, про это тоже. Эх, Сладкоежка ты мой, как же так всё получилось-то у нас с тобой... больно как. Всё, хорош, убираю бутылку. Ну-у. Вот, а теперь убираю. Пойти, что ли, послушать что-нибудь, в гостиную? Блин, надо бы мне как-нибудь, всё-таки, в кабинет моноблоки Cary перетащить, не катит этот усилитель с той акустикой, хоть и Танной. А в кабинете Жадисы у меня, м-м. Сергей вот говорит, что дело может быть в приводе. Да причём здесь привод. Как раз проигрыватели я туда-сюда уже таскал, что с тем, что с другим, что с третьим - не катит. Славяна надо было мне слушать, а не Сергея, - блядь, слух ведь у парнишки.
Так. Всё. Лопнуло моё терпение - где мобильник мой? Блядь, до чего же я скучаю - два часа парня дома нет. Да куда я мобильник-то. Ёб! Точно, в "Трибеке" оставил. Ну да, склероз. Тетеря... ладно, с городского. Так, номер, номер
Так, странно: "С вызываемым абонентом в настоящее время..." Что за дела? На моё понимание они надеются, скажите, пож. Ещё раз. Ничего не понимаю.Сука, если что-нибудь... если хоть что-нибудь, я же... Я же, блядь, этого никогда себе... мне же только тогда... застрелюсь ведь я тогда...
- Ты! Ты что себе позволяешь?! А?! Славян, я ж тут уже стреляться думал, блядь! Ну, с-сука.
- Пап, я прошу тебя, я щас тебя по-настоящему прошу, тише. Я, понимаешь, не один.
- Это что ещё значит?! С кем это ты, на хуй, "не один"?! Погоди, снимай футболку, у-у, сука, вся в кровище. Вячеслав, если ты мне всё это сейчас же не объяснишь...
- Да погоди ты! С футболкой этой. Отцепись, сказал! Потом сниму. Вот. Ну, чего ты там? - тихо говорит Славка в прихожую. - Входи, давай уже. Да не надо разуваться. Хм.
Трухлявая вата в моих коленях, наконец-то, вновь заменяется суставами, и я торопливо, стараясь унять дрожь в левой части лица, прохожу из гостиной в холл и выглядываю в неосвещённую - сто пудов, спецом! - Славкой прихожую. А там: "здрас-сь", - я автоматически киваю в ответ, - стоит этот парень.
"Этот", - это значит тот, которого имел в виду мой израненный чуть не до смерти, с разбитым носом всего лишь и с загорающимся фонарём слева сын, когда сказал мне, обалдевшему, с трясущимися коленями, чуть не теряющему сознание от счастья, что Славка всего лишь подрался, что он, видите ли, "не один", - блядь, нос разбит и фонарь, - пустяки, пустяки, "Ил-2", ты ж профи, блядь, да приди ты уже в себя, командир.
- На свет. Сейчас же, оба, - эти мои интонации и Славян-то раза два всего слышал, а парень... Да пацан, в общем-то, на год-полтора постарше моего поганца, он-то, вообще, впервые такие интонации слышит, где бы он это мог слыхать, ха, вот они... einzelabfallen - оба-два - тандем-пулей в гостиную и перемещаются, ветерок лишь приятно овевает моё разгорячённое, покрытое липким потом чело.
Я стою ещё пару секунд в холле, смотрю в пустую прихожую, потом крепко тру себе ладонью левую сторону лица, выпускаю со свистом сквозь зубы воздух, круто, на одной ноге разворачиваюсь и захожу в гостиную. Так, ладно.
- Так. Что всё это значит?
- Ну-у.
- Внятно, Славян!
- Я подрался, Ил, - внятно?!
Я цежу, сплёвываю, даже, в ответ:
- Вполне, - и перевожу взгляд на пацана, появившегося в нашей со Славкой жизни.
И чувствую, сука, что мой взгляд физически, материально просто, тяжелеет до ТОЙ, - непереносимой даже моими, через столь многое прошедшими со мной в ТЕХ горах мужиками, - степени тяжести. Ведь у этого, впервые мной сейчас увиденного пацана, очень технично посечён лоб над правой бровью, а слева на скуле, из-под глаза кровавой полосой уходит к виску ссадина.
Это что же? Этот, не знаю я кто, с моим Славяном? Это он Славку моего?! Да я же его щас... А пацан, которого я вижу впервые в жизни и которому я уже вынес приговор, не удержав тяжести моего взгляда, медленно опускается в огромное наше со Славкой кресло, которое мы с сыном делим всю дорогу, и, так и не поделив, всю дорогу вместе в нём, вдвоём в нашем любимом кресле, часами пред нашим домашним кинотеатром.
А Славка мой, добрейшее на свете существо, по природному своему благородству к нам его притащил, раны зализывать! Что вот мне делать сейчас? Да-а, это не ТЕ у нас горы, куда как нет. А покруче этому, не знаю, как его, досталось, чем поганцу моему.
- С ним подрался? - на удивление спокойно спрашиваю я Славку, не отводя взгляда от русой макушки, - а-а, и голову опустил! - пацана, сидящего с устало как-то опущенными плечами на краешке нашего со Славкой, такого любимого обоими кресла.
- Ну. То есть. Пап, да ты чо? Погоди, я объясню.
- А нужно?
- Да ты дай мне хоть слово-то! Воще! Что ты вообще подумал-то? Ну, да, подрались. Вместе. Плечом к плечу, жёстко, как положено.
Ни-чер-та я не-по-ни-маю! Воще.
- Ты можешь нормально изъясняться?! Ёб, я ведь ни черта не п...
- Так вот ты же орёшь, как же я тебе... орёт ещё тут такой, скажите, пожалуйста. Ладно, не шипи, - короче: я книгу купил, дай, думаю, полистаю, в скверике там, на Металлургов, знаешь? Во-от.
- В общем, всё проще простого. И обыденно, до мерзости. Сидит себе на лавочке, - в чудном, с фонтанами, с неохватными, остро и волнующе пахнущими свежайшим липким листом клёнами и тополями скверике пацан, и, не утерпев до дому, толстенную какую-то книжку листает, - в милой, так мною в Славке обожаемой, рассеянной своей задумчивой мечтательности себя по коленке похлопывает явно дорогим, навороченным мобильником, увлёкся, а тут, как и положено в таких чудных сквериках, - с фонтанами, - таинственно-романтически затенённых огромными тополями и клёнами, полупустых в жаркий послеполуденный час чудного майского воскресного дня, - трое. Ну, сначала, пап, их трое было, ну, не знаю, может лет по восемнадцать, ну, с виду так, не гопники, чёрт их, а потом-то, когда уже понеслась бага у меня с ними, тут ещё два, откуда-то, я и не понял такой, а тут они меня... Одному-то я технично так, реально жёстко, классно так, с ноги... ну, как, мешались они там, друг другу, но как бы пинать, вроде, начали, я плохо помню, ёб, во-от. Да я не тороплюсь, я спокоен, вот, а тут вот он. Ну-у, пап, супер, воще! Двое уродов сразу ушли! Низом ушли, прикинь, Ил! Сирень там такая мохнатая, ха-ха-ха, туда, суки, и улетели! Не, пап, я спокоен, нормально. Прикинь, да. Это что у тебя, - каратэ? А что? Ладно, пусть "просто так", - мне бы так, "просто так", супер, Ил, воще жёстко. Ну, он меня, типа, поднимать, - я ж сижу, башкой трясу! - тут и ему в голову пришло. Ну, тут бабульки какие-то, ну, в крик, - типа, ментов щас, ну, мы и ноги. Да на хрен надо! - менты бы всех бы и приняли, по-взрослому, будут они там, разбирать, типа кто за красных, кто... Прикинь, пап, а я про книгу забыл, а он прихватил, хотя тоже, в голову ему, видишь, покруче, чем даже мне пришло. Да вон она, в прихожей, так только, суперобложка, пустяки, я её в такси в пакет. Мобильник мой там тоже, ха, Ил, вдребезги он у меня, прикинь. Ну да, мы такие в такси напротив Универа прыганули и к нам. Он не хотел, прикинь, да я его особо и не слушал, эти же за нами, суки, вроде как бы увязались, а мы в такси, и ручкой им такие, - сайонара, козлины.
- Козлины, тут двух мнений быть не может. Погоди, Слав, я всё понял. Наконец. Да-а, дела. Значит так, оба два в ванную, потом я вас посмотрю, посечение надо обработать, а там уже и поговорим. И я прошу: не надо споров - лады? И без того на нервах тут все.
И Славка, гордо на меня глянув, - Во, Ил, не облажался я! - это же бой у меня был? - вот я в бою и не облажался, - хм, Славян, кто бы сомневался, только не я, - и осторожно взяв пацана, сидящего с устало опущенными плечами на самом краешке огромного нашего кресла, за рукав футболки, Славка тянет его умываться.
Вот так вот, Ласочев. Учит тебя жизнь, учит. Какого х-х... Какого чёрта ты выводы свои сделал, какое право ты имел всё рассудить, и уже даже суд решив устроить... судилище. Всё для себя уяснить, ни хуя не выяснив! Командир, чтоб тебя.
А пацаны уходят в ванную. Этот, новый, - как же зовут его, всё-таки? - вдруг тоже на меня как-то так глядит. И гордо распрямляет плечи, и идёт, пружинно идёт за Славкой, и никакой усталости уже в нём нет. Ладный парнишка, хоть и невысокий. Широченные уже почти по-мужски плечи, гибкий, юношеский почти ещё. да, стан, так принято говорить про таких. Ладный паренёк. Идёт за Славкой, пружинно идёт, босиком отчего-то, без носков даже. Пятки грязные из-под истрёпанной джинсовой бахромы.
Славка оборачивается в арочном проёме гостиной и холла, но не на меня, а на этого пацана, чуть склоняется - да, они одного роста - и Славка, чуть склонив пепельные свои вихры к плечу этого пацана, шепчет ему:
- Это, ты извини, я ж, тетеря, не спросил, тебя как зовут, а? Запарился, понимаешь. И этот пацан, почему-то оглянувшись на меня, - а глаза-то серые, - шепчет что-то Славке в ответ, - я не слышу, чёрт.
- Да? А это как, если полностью? - и снова короткий взгляд, - быстрым стальным, в серебряном приборе клинком выпад, - в мою сторону, и снова шёпот в подставленное Славкино ухо. - О-о, ничо так, красиво даже, можно сказать. Пошли, пошли, а так даже похоже, если...
Всё. Пацаны ушли в большую ванную комнату. Как же его зовут, интересно? Ладно.
Ладно-то ладно, но перепугался я сегодня, как редко когда пугался! Даже со Сладкоежкой я так не пугался. А чего мне с ним было пугаться? У нас же впереди была Вечность, и бессмертие, и Любовь. А в ту секунду, когда я, повалившись от его последнего в нашей жизни прикосновения, от его последнего, полного любви и боли толчка, поняв в эту последнюю в нашей со Славкой "Сладкоежкой" Сладцевым жизни секунду, что он погиб, я тут же отключился, и я до сих пор не знаю, от чего: от непереносимой боли этого понимания или от осколков - один в бедро, в грудь другой. А испугаться я не успел.
Я снова сильно тру левую половину лица, потом решительно встаю с дивана и иду в прихожую. Так, пакет Славкин. Блядь, драный какой-то. Хм, реклама "LM" на пакете. Говорил, возьми рюкзак. Мда, КНИГА. М-м, к свету... Какой-то M. Dezzi-Bardeschi. Да уж, имечко. "Frank Lloyd Wright - Architecture of Genius. Art, life, destiny.". Да-а, Ласочев, только ведь молиться на Славку - какой ещё пацан в его возрасте будет читать такое. Но что ж Славян ей не стал отбиваться? Такую ведь, даже если просто на ногу, например... Надо же. Да, а мобильнику-то - хана. Второй за учебный год у поганца: Нокию ту, музыкальную, 9-го Мая в озере с дедом Иваном потопили, как броненосец "Петропавловск" самураи.
Купить ему коммуникатор, что ли, подороже, чтобы поответственней Славка был как-нибудь. Кроссовки. Свет включить. Это нового пацана. Мама, ведь одно название - "кроссовки"! Это сколько же нужно протопать, сколько футбольных таймов. Ну, если ему их и купили года три назад, то они тогда были сильно "на вырост". Славяну на сезон как раз три пары, не меньше, с его паркуром и скейтом. Как так можно, что же родители? Отца у парня нет, безоговорочно решаю я. Во всех смыслах - даже если у него и есть отец, то это не отец! Какой отец допустит, чтобы сын ходил в таких кроссовках. Так, опять судишь, "Ил-2"? Не ТЕ у нас горы, уймись, наконец. Но, в общем-то, не удивительно теперь мне, что парнишка даже без носков, и что у него грязные пятки - в таких-то, с позволения сказать, "кроссовках".
В кабинете я кладу Славкину книгу на стол и, матерясь под нос, лезу за своей аптечкой. Ну, это у нормальных людей в кабинетах, а может, ещё где, не знаю, в ванной, например, аптечки, а у меня... Такая, типа, как бы... Мобильно-полевая медсанчасть МЧС. На дому. В смысле, в кабинете, - я это имею в виду. А как иначе - у меня же Славян, паркурщик-бордер-маунтбайкер, в апреле подтвердивший в нашем бассейне первый взрослый разряд по прыжкам с трёхметрового трамплина! - Славка Ласочев, мой сын, широко известный в кругах таких же, как и он, безбашенных паркурщиков-роллеров-скейтеров, как Славка "Ласточка" Ласочев, - иначе мне никак, без такой аптечки???
- В больницу!? Да на хрен!
- На хрен? Ты не дёргайся, на хрен. Лексика у вас, у молодых. Никто же... тихо, сейчас глаз закрой, я аэрозолью... никто тебя в больницу и не... Так. Подождём немного, потом ещё раз, и скобы я поставлю.
- А что это за аэрозоль? Хи, щекотно. Не понял.
- Заморозка. Можно укол, вообще-то.
- Не, так ничо. Хи-хи... глаз такой у меня, хи-хи.
- Хи-хи. Ой... хи-хи, пап, прикол, зырь, глаз какой, хи-хи.
- Цыц, вы! Оба два. На "хи-хи" их пробило, скажите, пожалуйста. Славян! Отскочи от... Так, а это совсем несложно, шить ничего не придётся, это такое, я вам скажу, достижение, неоценённое до конца, никаких игл, всё эта машинка сама. Три скобки, я думаю, хватит. Два. Три. Всё. Швы снимать не надо будет, это кетгут, они сами разойдутся. Ну? Не больно?
- Не, вроде не больно. Точно, не больно! Супер.
- А теперь ссадину. Чем это? Вскользь будто.
- Так и есть, вскользь. Ногой. Я среагировал, но не до конца успел башку...
- Мда. Всё.
- Как? А чо, разве без этой, без заморозки?
- Обойдёшься, я опасаюсь эффекта привыкания. Блин, вот же. Пустяшная ссадина у тебя, я её мазью, и пластырь сверху. Славка, можно дышать.
- Фу-ух-х. Понял, да? По теме, да? Это ж отец мой! Он и не такое делал, не такие раны, - вот прикинь, вот однажды, одному своему.
- Заткнулся щас же, поганец! - кротко, с мягкой укоризной прошу я Славку. - Славян, я тебя предупреждал?
- Ладно, Ил, я ж так, я ж похвастаться хотел.
- Собой хвастайся, деятель.
- Ну и всё.
Надулся. Самое лучшее сейчас, это престать обращать на Славку внимание. Это самый лучший способ, но что пришлось мне пережить, пока я этот, элементарный, в общем-то, способ открыл! Хотя, как сказать, - "элементарный", - это для тех элементарно, кто к своим. Славкам, Егоркам, Димкам. Славкам, в общем, - кто к своим сыновьям, и к своим не только сыновьям, относится - равнодушно, так я выражусь, политкорректно. Я знаю - не понимаю ни хуя! - но знаю, есть такие, - я не такой!
Надулся Славян, а способ это преодолеть у меня есть, я его открыл, пусть это мне и далось - не будем о грустном! - и я переключаю всё внимание на нового пацана, тем более что это вовсе несложно. Симпатичный. Очень. Красивый даже. В чём-то даже ярче Славки, моментами, когда вот так вот, чуть склонив к левому плечу голову, он на меня... на Славку... насмешливо чуть. А вот как его зовут, я так и не узнал до сих пор.
- Мда. Что ж, - шрам над бровью я тебе гарантирую, боец.
- Суп-пер!
- Хм, "боец".
- Вот, а ссадина, - я полностью игнорирую Славкино хмыканье, делаю маленькую паузу, лёгким прикосновением, кончиками пальцев чуть поворачиваю вбок голову парня.
У меня схватывает сердце - профиль. Кожа на скуле, под подушечками моих пальцев, как знакомо всё, как всё... Но я совершенно нормальным голосом заканчиваю:
- От ссадины и следа не останется. Тихо, чего ты, - я, разумеется, понимаю твоё разочарование, но не разделяю его. То, что "мужчину украшают шрамы", - это слабое, несерьезное совсем утешение для тех, кто не успевает вовремя убрать голову. Уж ты поверь мне, парень.
- Точно! Уж ты ему поверь! - тут же, разумеется, встревает совершенно отошедший Славка, ему же до чесотки хочется похвастаться мною перед этим спокойным, сильным, крутым явно пареньком, выручившим Славку из пакостной, крутой, в общем-то, истории. - Ил знает, что говорит
- Эх, пап. Ладно. Держи бинты свои.
Дошло, наконец-то. Нет, Славка у меня далеко не дурачок, - куда как нет, вот и дошло до него, что я вовсе не намерен позволять ему мной сейчас хвастать, - нет, он у меня не дурачок, просто он пацан, а какому пацану не хочется похвастать перед другим пацаном, тем более, перед таким, новым совсем, и явно сильным, и постарше ведь, и вообще так, ничо пацан, симпотный по ходу. Ну? И кто же из пацанов упустит возможность похвастаться в такой ситуации своим отцом, - это, разумеется, если отец подходит для того, чтобы им можно было искренне, без хвастовства, похвастаться. Славка, Славка... пацаны.
Я снимаю и выкидываю перчатки, убираю аптечку, прибамбасы все, а сам втихаря наблюдаю за пацанами. Незаметно для них. Это мне нетрудно, - навыки, мать их. Ладно. Вот, новый паренёк - как же его зовут, всё-таки? - с независимым видом, приняв подходящий, по мнению каждого настоящего пацана в таких случаях, независимый вид, оглядывает мой кабинет.
Что ж, посмотри, тут много на что есть посмотреть, - особенно пацану в этом возрасте, - этот кабинет я обустраивал не без оглядки на Славяна и его друзей, но и тебе есть тут у меня, на что посмотреть. А Славка, хм. Он довольно откровенно, но из-под своих пушистых ресниц всё же, рассматривает нового паренька. Да, Слав, я как честный человек признаю: здесь тоже есть на что посмотреть. Красивый парень, очень. Стрижен чуть короче, чем мне нравится. Красивой формы голова. Красивый парень.
А за Славку я спокоен. В смысле, я спокоен за Дениса со Славкой: у Ласточки с Дэном всё совсем по-настоящему. Мне... я иногда даже пугаюсь всей настоящей глубины отношений Дениса "Дэна" Байкова и Славки "Ласточки" моего, а ведь в самую глубину, в самую-самую, мне к ним и не заглянуть. Так что я спокоен.
А посмотреть-то есть на что. Красивый паренёк, и чем дольше я на него смотрю, тем труднее мне отвести взгляд, тем труднее мне сделать свой взгляд... нет, конечно, не равнодушным! Я не лицемер, тем более с людьми вроде Славки и этого нового пацана. Но ведь это совсем новый парень. Да, и ладный какой, подкачанный, а может, от природы такой. Скорее всего, так и есть, слишком много в нём природного изящества, непринуждённости, совсем не старается этот новый паренёк принять позу поэффектней, или ещё чего такого. Мда, что ж они оба в ванной футболки поскидывали, - бедный я, бедный.
Хм, а вот сейчас он совершенно осознанно пресс напряг, и грудную мышцу старается бицепсом оттенить. Славкин взгляд почувствовал. Нет, но как же, всё-таки парня зовут? Славка, поганец, засмотрелся! Нет, чтобы разговором парня занять, про винтовки что-нибудь ему, - ведь тот... Мда, всё, готов новенький: приклеился взглядом к пуленепробиваемому стеклу витрины моего стилизованного под портал дорического храма сейфа, - а Славян молчит, пальчиками по подлокотнику весело постукивает, вместо того, чтобы заговорить с парнем, по имени к нему обратиться, наконец. Что ж, раз гора не собирается к...
- Что ж, запахи госпиталя выветриваются, пришла пора знакомиться, - решительно заявляю я, успев показать сбоку, исподтишка, Славке кулак. - Меня зовут...
- Илья Иванович Ласочев, - и серый стремительный взгляд.
Пауза. А-а, это Славка, конечно же, успел сообщить новому парню моё имя, - ну да, откуда же ему ещё.
- А-а... - а Славян и сам рот раскрыл!
- А ты - Славка "Ласточка" Ласочев. Да ладно, вы не грузитесь, я вас обоих знаю, ну, случайно. На "Тыл - Фронту", когда. Ну, в пятницу, когда сезон экстремальщики открывали, я вас там и видел. Вы ещё призы давали, а ты - Славка "Ласточка" - тебя так объявили, ты же выступал как бы.
Ясно.
- Как бы, это сто пудов, реально "как бы", - с горечью, но всё же соглашается, будучи реально честным человеком, Славка "Ласточка" Ласочев. - Выступал я "как бы", а вот лажанулся по-реальному, жёстко. Ясно. А ты там... чо-то я тебя там, - ты извини, конечно, Севка.
Севка? Севка. Сева - Всеволод, должно быть. Мода сейчас на такие имена. А сам обладатель красивого, старого как Киевская Русь имени печально улыбается, и отвечает Славке:
- Да ладно. Откуда бы ты меня знать мог, я же там, так, в сторонке. Ну, смотрел как бы.
- А чо в сторонке-то? Надо было... В сторонке, скажите, пожалуйста.
- Пожалуйста, и, Слав, погоди. Тебя зовут Сева? Всеволод? Ну, вот, познакомились.
Севка, Славка. Славка, Севка, - дела. Не оговориться бы.
- Ну! Теперь бы! А, пап? Типа, как бы вспрыснуть надо! Севка, ты как?
- Славян, я тебя. А впрочем, прочему бы нам всем и не "вспрыснуть". Это дядя Олег, да? Я так и подумал. Минут через десять пойдём кушать - все вместе, - а там видно будет.
Славка теряется - на секунду лишь! - хм, не ожидал, поганец зеленоглазый, что я на его шуточку так среагирую. А Сева реагирует очень даже спокойно на мои слова о том, что мы все пойдём кушать: не смущается, домой не торопится собираться. Я доволен, достойное поведение, да только совсем уж независимый вид у него, это реакция на Дедово военно-морское словечко "вспрыснуть". А я всерьёз намерен вспрыснуть: шампанское у меня ТАКОЕ есть, - что ты!
- А чего ждать-то? Ил, кому сидим?
- Да так, - я демонстративно поглаживаю себе пальцем лоб, над бровью, там, куда я Севке только что положил... наложил три кетгутовые скобки.
- А-а... Ну да. Десять минут сидим, пошло время, Ил. А то жрать чо-то... Кушать!
И Славка смотрит на Севку - Славка, Севка, да, не оговориться бы- и молча предлагает: - ну, мол, спрашивай, если есть вопросы, спрашивай, мы ответим, видишь ведь, какие мы, мы нормальные, мы не...
- Славка, а это ты не по приколу, ну, что у вас сауна?
- Да я ж показал тебе! Ты чо, думаешь, я гнать буду?
- Да нет. Просто я ни разу дома сауну не видел. Славян, ты не обижайся, я поверил, - необычно просто, вот и спросил. Хм, сауна, паровая кабина, - Илья Иваныч, вы тоже, не думайте ничего.
- Не буду. Это непросто, если совсем ничего, но я попытаюсь.
Пауза. Недолгая, совсем не тревожная, просто пауза. Я развлекаюсь во всю, а Славян, так вообще - в немом восторге.
- Круто. Вообще, у вас круто - сауна. Слав, бассейн бы вам ещё... для сауны.
Далась Севке эта сауна! А-а, это ирония. Тоже, простая, незатейливая, и совсем не обидная - для Славки, а мне так и вообще, типа как бы по приколу даже, я же развлекаюсь.
- Бассейн? Ну, бассейн-то, Севка, - я вижу, что Славян хотел было рассказать про наш дом на Банном, но передумывает, почему-то... хм, почему-то... - Я от бассейна только вот неделю отдыхаю, на Доменщиков ремонт, кафель меняют, трибуны чего-то. Трамплины и вышку, наконец-то! Я прыгаю типа.
- Реально занимаешься? - снова быстрый серый взгляд на меня. - Ну, по-серьёзному?
А сейчас у Севки живейший интерес и... да нет, не зависть, но где-то рядом. Ну-ну, Ласточка, прошу, можно полетать, вспарывая тугое марево воздуха над водой стремительными острыми крылышками.
- А я по-другому не умею! Вон, его школа, - и кивок в мою сторону, ах, Славка, ах, поганец! - "Ил-2", с ним по-другому нельзя, Севка. Никому.
Снова пауза, снова серым лучом в мою сторону. Без комментариев. А впрочем, развлекаюсь я щас, до самозабвения!
- Ил-2? Славка, а почему ты так? Это... я так просто спросил, извините, если что.
- Пустяки, Сева, пустяки.
- "Ил-2" - это такой позывной у моего отца был, - всё-таки не удерживается Славка, и хоть пытается он смолкнуть, но ведь прёт из него, и он, опасливо косясь на меня сквозь ресницы сломанной зелёной искоркой, бесподобно изломав прямую бровь, торопливым ломким шепотком заканчивает, - в горах, на войне.
Вздохнуть мне, разве что, тягостно? Пацаны...
- На вой-не-е? Чечня, да? Горы.
- Ну, гор у нас в стране хватает, хвала Аллаху, не только в Чечне горы есть... а тогда - тогда и войн хватало. Хотя там рядом я был. Относительно рядом - Кавказ большой. Так, ну что, пойдёмте кушать, Славян, а тебе язык прищепкой надо прищемить. Пошли, пошли. Такие исключительно эксклюзивные прищепки я у вас в бассейне видел, у девочек на носу, в синхронном плавании, вот такую бы тебе на язык.
- А тебе бы, тогда. знаешь, тебе куда, тогда? И знаешь, какую? Проходи, Севка. Прищепки, скажите, пожалуйста. Это, пап, вы идите, ладно, Севка? На кухню идите, я щас, - ладно, Ил? Ну-у, надо мне.
- Пап, - беспомощно оглядывается на меня Славка.
А я и сам ничегошеньки не понимаю! Что за такое, в самом деле! Всё ведь только что нормально было. Что-то уже, казалось мне, я начал понимать, и даже... даже надеяться я начал, что мне понемногу становится понятно, почему сегодня ушёл, спокойным ушёл Сладкоежка, и... да нет! Нет, конечно, - ну, может быть, самый краешек надежды. Паренёк ведь какой - чудный парень, очевидно мне это, - каков из себя Севка. А вот сейчас я растерянно стою в холле, совершенно растерянно наблюдая, как не мене чем я растерянный Славян стоит в прихожей над согнувшимся, натягивающим свои "кроссовки" Севкой!
- Ну, ладно, всё.
- Ладно, - вдруг соглашаюсь я, а что ещё мне остаётся, ладно, хотя ни хрена тут, в нашем холле не "ладно"! - Объяснений, по поводу того, что вдруг изменилось в твоём к нам со Славкой отношении, ты давать нам не намерен, так что, Сева, - ладно. Одно только, напоследок.
Я, проклиная всю свою... всё своё... а-а, лезу, короче, в задний карман за бумажником, достаю стольник, протягиваю его Севке.
- Это на дорогу. И я прошу тебя - напоследок! - возьми такси, как раз этих ста рублей, чтобы на такси до Металлургов доехать. Не спорь. Ладно? Ведь "ладно", так что не спорь. Спасибо, что взял. Ладно, до свиданья.
И я ухожу в кухню: не видно из кухни у нас ни холла, ни прихожей. Бу-бу-бу там какое-то - Славян. Да ладно, сказал, всё! - Севка. Дверь. Я выхожу к Славке, он включил экранчик интеркома, нетерпеливо постукивает по нему: появляется площадка перед нашей входной дверью - там пусто. Это мне видно, это я шею даже вытянул, чтобы увидеть, что там пусто, - по лестнице Севка поскакал, - ну да, вечно же лифтов у нас не дождёшься.
- Пойдём обедать, Слав.
Мы с сыном проходим в кухню - на обеденном столе всё готово: три тарелки. Мда. Славка задумчиво убирает лишнюю, ставит её на разделочный стол.
- Пап, что случилось-то? Вообще? Нич-чо не понял: сидели, нормально всё было, разговаривали. Может я чего вякнул? Как обычно у меня.
- Я не заметил, чтобы ты чего "вякнул", Слав. И я ничего не вякал - обычный разговор был. Ладно, - я подхожу к Славке, треплю его по плечу, потом мягко отстраняю его от разделочного стола, убираю - э-хе-хе - лишнюю тарелку в ящик. - Славян, ну что ты свой мобильник тут бросил? Сам же орёшь на меня вечно.
- Да выкинуть его.
- Ты ведь говорил, что файлы там у тебя какие-то - дяде Серёже отдадим, пусть вытащит их. Хм, если получится у него, вдребезги ведь. Жёстко! Как ты его, об асфальт?
- Ну. Вроде, типа об асфальт. Ой, да не помню я, Ил, не до того было.
- Фигня! - бодро, до собственного отвращения "бодро" говорю я. - Фигня и шорох лесных орехов. Слав, прикинь, а ведь мы с тобой сейчас совсем без мобильной связи.
- В смысле? - хмуро спрашивает Славка, до пизды ему сейчас наша мобильная связь, он сейчас губы кусает.
- В смысле, я склеротик! - всё тем же бодрячком продолжаю я дурацкий этот, неуместный разговор.
Мне делается совсем уж противна эта моя фальшивая, полная наигрыша бодрость, и я уже хоть и упавшим, но своим голосом заключаю:
- Я свой Эриксон в машине забыл, тетеря, понимаешь.
- Могу на стоянку сгонять, - равнодушно было отзывается Славка и вдруг загорается. - Точно, Ил! Давай, а? Слётаю! Я по-быстрому, ласточкой!
Я некоторое время смотрю в его распахнутые зелёные глаза, потом уже сам хмуро отвечаю:
- Брось, Слав, ушёл он.
- Кто? Мобильник твой? Как это он, интересно, - Славка сам уже понимает, что теперь фальшивит он, а ведь этого Славка Ласточка и от других не переносит, а чтобы уж сам...
И Славка, стиснув на секунду зубы, совсем по-моему дёрнув щекой, своим уже тоном договаривает:
- Пап, я слётаю, ну, так, на всякий, посмотрю типа.
- Славян, кушать же! - это я уже в опустевшее без Славки пространство нашей кухни.
- Кушать, кушать. С-с... да где ж кроссовка-то, вторая, вечно они у меня разбегаются. Так, всё, ключи, пап, от "Трибеки". Ага. Где там он у тебя?
- Кто? Мобильник? - дурак я, что ли, ладно, я же сам не лучше Славяна, бестолково мечусь по холлу, в кабинет за ключами, обратно, в прихожую. - Да чёрт его... на панели, наверно, где ж ему быфть, а может, в ящике, на тоннеле. наверно. Славка, погодь, жетон! Там сторож новый, какой-то. Славян!
- Да прорву-ус-с-сь, - это "ус-сь" я слышу уже эхом, из-за входной двери.
Славка, не пытаясь даже вызвать ни один из наших лифтов, слетает по лестнице. Ласточка.
Пустое это всё! И не надо Славке бежать, не надо моему Ласточке лететь за Севкой. Ясно, ушёл он, неясно ни хуя почему, но ушёл. Блядь, что за день-то. Чего же он удрал? Почему, я не понимаю. Денёк.
А Славка, добрейшая душа, думает, что из-за него, места себе не найдёт, вот и полетел за Севкой. Да только это впустую, ушёл он, а вернётся Славян, ещё глупее и непонятней, хуже ещё всё будет. Что же могло случиться? Не из-за Славки - это очевидно - из-за меня? А что я сказал? О чём, вообще, мы говорили?
Славка решил "в лицах" показать, как там, в скверике том, бага эта у него началась, как гопники эти подвалили к нему, - Севка комментировал, - кстати, отличное чувство юмора у Севки, - ну, посмеялись, так ведь втроём же и посмеялись! - и что? - про этих гадов Славян сказал, что, мол, гопота, что, мол, вот если бы на Ласточкиной территории, хоть на квартале, хоть и на паркуре, да ни в жизнь бы. Я более радикально изволил выразиться, я же блатату ещё в ТЕХ горах... хоть и пришлось мне позже, после ТЕХ гор со всякими "дела" иметь.
Севка хмуро как-то согласился, а потом... А что потом - потом я за шампанским пошёл, а Славка стал про гимназию чего-то... про бассейн. Севка уже молчал. Мда, а лишь я за шампанское взялся, Славка даже бокалы не успел ещё. Ни черта не понимаю! При чём здесь гопота? После моего высказывания о месте, наиболее подходящем для гопников, Севка и замолчал, смех из глаз ушёл. Он что? Да какое там! Обычный парнишка, ну, запущенный немного, это я про "кроссовки", а так-то...
Хотя, может, кто из близких у него, но сам-то он.
И с чувством юмора, несколько неожиданным, необычным, но явным чувством юмора, и дружелюбный, - хотя, пока он не начал что-то раздумывать про себя, ситуация у нас располагала к дружелюбию, - всех троих располагала, более даже чем.Убрать шампанское со стола, глаза б мои... Я и есть не хочу. Придётся - Славка вернётся, придётся есть. Он же тоже... Интересно, в его возрасте я, - ну, не то чтобы вечно жрать хотел - не вечно, а постоянно. Мда. Севка определённо хотел именно жрать - в самом лучшем смысле - голодный парень, попросту голодный, набегался за день, потому и "жрать". Такой возраст, что можно внечувственно и нечувствительно именно сожрать всё, что мы со Славкой достали из нашего холодильника и из микроволновки. Как он на стол...
Знаю я такой взгляд, помню я его, распрекрасно я его и помню и знаю, - и по Ласточке моему знаю, да и Сладкоежка ведь... М-м, больно как. Что, вообще, всеблагие мои Боги, происходит здесь?! В моей жизни, в нашем со Славкой доме!
Нет, зря. Даже если и догонит вдруг Славян Севку, это тоже будет зря. Ведь Славка, он же... Он же потребовать может, он такой у нас, он через столькое прошёл до меня в этой сучьей мирной жизни, он же на любой спрос имеет право, внутреннее право, а уж на то, чтобы спросить, почему с нами - со мной и со Славкой - Севка так поступил, это мой Славян даже обязательно. Блядь, схлестнутся ведь пацаны! Блядь, какого хуя, спрашивается, я сейчас Славку... Звонок! Славян, тетеря, ключи от квартиры забыл.
- Вот, держи Эриксон свой, - Славка приводит дыхание в норму (неужто и на девятый к нам по лестнице?_и спокойно, деланно спокойно говорит. - Ил, прикинь, он там. Фу-ух, погодь. Там, у "Пионера". Ни на каком такси он не уехал, пивасика себе прикупил такой, сиську-полторашку, прикинь, попивает такой, на лавочке. Какого, какого, - "Балтика" по ходу, я толком не видал, со спины, расслабляется, такой. Дай морсу, что ли, а? Есть у нас?
- Есть, клюквенный даже. Тебе со льдом? - растерянно говорю я, и тут же спохватываюсь. - Так, я гоню, какой тебе сейчас, к бесам, лёд, простынешь ведь. Слав, это...
- Ну?
- Гну, блин, ты чего к нему не подошёл-то? Держи.
- Не подошёл. М-м, кисленький, самое то.
- Вячеслав!
- Ой, да, Ил! Ну, не подошёл, потому что за себя не ручаюсь! Нет, вру. Ну, это-то тоже, а так-то... не знаю я, как мне с ним. Пап. Я прошу тебя, по-настоящему прошу, ты сходи, а? Что-то с ним, с Севкой в смысле, блин, пап, я не понял ни черта, но, по-моему, что-то у него нехорошо как-то всё. Ну, по жизни, я имею в виду. Кроссы видал его?
- Угу. Жопа.
- Ну. Ты сходи, а? Ты ж такой у меня, ты же всё можешь. Сходишь?
- А что, у меня есть выбор? Дай сюда телефон уже. Всё можешь, - что "всё"? Пошёл. Блядь! Славян, я ни хуя не понимаю! Что, вообще, тут происходит?! Сейчас, с нами! А?
- Нашёл кого спросить.
- Садись вон, ешь.
- Ладно, дождусь.
- Всё, пошёл.
Так, у "Пионера", значит. Ну, во всяком случае, Севка направился к остановке, но, собственно, у нас из квартала, от нашего со Славяном элитного дома так удобней всего выйти, - это если нужно из квартала выйти. Ладно. Так. Сидит. Пивасик, как Славян выражается. Что-то я особенной расслабленности в Севкеной позе не наблюдаю. Нахохлился. Ну, что, надо идти к нему. Надо-то надо. Надо. Сам знаешь, Ласочев, что надо, и, в общем-то, знаешь, почему надо. Остаётся надеяться, что это надо и Севке. Но что сказать-то? Ладно...
- И где ты тогда? Тебе пойти-то есть к кому? Вообще? Что же друзья твои, ведь друзья же! У-у.
- Славян, тарелку грохнешь. Севка, не отвечай ему, это у него эмоции. Нет, но, в самом деле, где же ты ночуешь?
- Да нормально, сейчас тепло, в подъезде у нас раза два, - а зимой он нечасто меня выгонял, - ну, зимой он и квасил меньше. А сейчас матушка на смены вышла, так что, как она в ночь, у него всю дорогу братва, девки. А в прошлом году поспокойней было, батя ещё был.
- А с ним что случилось? - угрюмо спрашивает Славка.
- Вячеслав, горе моё.
- Да ладно, Ил, ничего. Умер. Хм, а может, сдох. Наверное, правильно сказать: сдох. Ты, Славочка, на меня так не смотри, я от твоего взгляда не загорюсь, это у тебя вот такой отец, а у меня... Он флянчик взял с хаты там у нас одной, торгует там одна. Палёнка, ясное дело, а он там постоянный клиент был, у Шурочки этой, в долг там, и за шмотки. Из дома же всё пропил. Хм, а палёнка на этот раз, оказалась совсем уж палённой, а может, и пора пахану моему пришла, у него ж не мотор, а тряпка к концу был уже. Сердце, в смысле. Вот, так он, - прикиньте, Ил! - даже до дому не дотерпел, - хм, Славка, как ты сегодня, с книжкой, - прям в подъезде её и... Там и нашли его наутро. Всё. Ил, а тарелки в раковину?
- Слав...
- Давай-давай, я сюда их, погоди. Да ладно, в раковину я их! Согласен, пап, неохота с посудомойкой.
Мы все трое замолкаем. Славка с Севкой - тот мешает Славяну больше, чем помогает - убирают посуду, а я, встав из-за стола и отойдя к окну, присаживаюсь на подоконник и в открытую разглядываю обоих. Если бы я не был я, то только взвыть! Что ж такое, сука? Что с Миром? А? Почему этим вот, и тысячам, миллионам таких вот, как эти двое, суетящимся у раковины, мешающим друг другу, забывшим про гадости, с ними происходившие (Славка) и происходящие (Севка), хихикают, толкаются, чуть ли водой не брызгаются, - почему к ним Мир так вот, такой своей, самой сучьей стороной???
Севку я просто-напросто притащил обратно. А что было мне ему говорить?
Ладно, без лирики-романтики рыкнул я на Севку, понуро сидящего на лавочке у "Пионера" с пивасиком своим, уркнул я что-то вполне нечленораздельно-грозное и совершенно Славкой ни разу в жизни не слыханное, брезгливо выкинул в чахлые кустики в палисаднике его пиво - а выпил-то! - глоток, наверно, тошно было Севке пить это пиво - глянул ему в серую сталь его вскинутых было на меня глаз, - ГЛЯНУЛ, - и притащил обратно. Без сопротивления, какое там, я ж... Ладно.
А потом мы обедали. Славка - лучший! Ни вопросов, ни суеты. О шампанском никто не вспоминал, разумеется, хм, сдаётся мне, шампанское у нас троих, когда мы втроём, любимым напитком не станет.
Севка сам заговорил: нет, объяснений не стал давать, он стал рассказывать про своего брата, - на восемь лет старше Севки, - "откинувшегося" прошлой весной, - "хату, Славка, они там одну подняли с братвой", и про отца тоже рассказывать начал. Ну, не знаю. Отец. Мать тоже. Вот, говорят, гены. Не в таких, как Севка, как Славка.
В Славяне вообще мои гены. Это я не знаю как, я даже не могу это и ненаучно объяснить, ведь вообще даже не представлял я себе о существовании Ласточки, до того встречи с ним, но гены в Славке мои. И в Севке мне совершенно очевидно неприятие матери и по-дурацки, недостойно сдохнувшего отца, - про брата его мне лучше и не думать, я, когда о таких думаю, я социально опасен тогда становлюсь - не только для "таких", это по умолчанию, но ведь я могу запросто и правоохранителя какого-нибудь зацепить, приди ему в пустоту под фуражкой вздорная мысль помешать мне с "таким" пообщаться так, как положено было в ТЕХ горах.
Я могу решить Севкину проблему, связанную с его братом. И не могу. Решение тут одно, но могу ли я лишить Севку брата? Севка его.. любит? привык? - брат, всё-таки. Компьютер этот брат где-то надыбал, - думать даже не хочу, где, - Славк... тьфу ты! - Севке поиграть дал разик, а потом, напившись, Севку же и отметелил, вытащив прямо из-за этого компа, - предполагать даже не хочу, за что, - ни за что ведь, - за что может старший брат отметелить младшего, - так, что в больнице обнаружили затемнение в лёгких у здорового до того, спортивного, в общем-то парнишки. Это вот, как если бы я Женьку нашего?! Б-р-р.
А может, посадят снова этого... брата Эдика. Погоди, Ил. А что? Это, в общем-то, технически очень даже решаемо. Я и не таких подставлял, и в душе даже ничегошеньки не шевелилось у меня, .- удовлетворение даже. Убивать врагов в честном бою, а в мирной жизни давить крыс, подставлять и сдавать сук - это ли не занятия для мужчины? Нет. То есть, всё будет только так, как решит Севка.
Ну, а самого Севку его брат пальцем больше даже не тронет! К нему завтра же съездит... да, пусть Ногай съездит, он мне должен, вот он и съездит, а то сам я... да и Никита не удержится, пусть Ногай, он умеет, он сам такой, терплю его только для таких вот дел.
Но это всё. В чувство Севкиного брата я приведу, Ногай умеет, но это... Он всё так же будет попрекать Севку неизвестно кем - матерью, всё-таки, наверно, заработанным куском - не давать парнишке спать, шпынять, отравлять Севке жизнь всячески, всё изощрённей со временем. Они - "такие" - это умеют, но бить не будет больше. Просыпаясь среди ночи, он, брат Эдик, будет с ужасом вспоминать искусственные мертвенно-фарфоровые зубы и вовсе уж дохлые и тухлые глаза Ногая. Как мне хочется самому, Боги. Ладно. А там я его посажу, суку. А если Севка мне этого не позволит, то... Что ж, время... Севка растёт и вырастет - уже при мне, при нас со Славкой, это не обсуждается, - а там, тогда, глядишь...
- Хорош, пацаны! Славка, я тебя не узнаю, такой бардак развёл, вытирайте всё тут, я курить пойду.
- Да кури тут, Ил, чо уж.
Я, в изумлении и восторге, воздев руки к Небесам, скачу на одной ноге! - мысленно. Да, Славян, дела. А если так:
- Севка, ты куришь? Только без балды.
- Ну-у, Ил, как вам сказать.
- А вот никак! У нас ты курить не будешь. Я не считаю, как многие вокруг, что это грех, я и сам курю, но у нас, при нас ты курить не будешь. Это... установка такая. А так, кури, что уж, - сам знаю, когда хочется. Блин, я однажды...
Я, закурив, рассказываю пацанам только что, на ходу, мною выдуманную, прикольную - на их вкус - историю, пустую и забавную - на мой вкус - а сам думаю.
Я всё готов сделать, чтобы Мир изменился к этим двоим и миллионам других, таких же, как эти двое. Лучших чуть, худших немного, разных. Есть, конечно, с самого раннего детства есть такие, которых только в... Не знаю, так-то я не против абортов и не против эвтаназии - не знаю. Но "таких" - единицы из тысяч и миллионов ТАКИХ, как Славка, как Севка. Вырастают - да. Всякие. Наша вина, моя и Мира, но на что я готов? И что Мир примет, и - главное - позволит мне сделать?
Блядь, всё-таки, неужели... Севка. Какие глаза - серые, цвет распространённый, но это мой любимый цвет, это цвет глаз Сладкоежки. Уходит боль. И взгляд. Я вижу в Севкином взгляде наше с ним будущее, - и я, старше ставший, познавший столь многое, убедившийся во вздорной всесильности Богов, понявший, что главное не только в ТЕХ горах, главное всегда впереди, - я никому не позволю, чтобы с Севкой, со Славкой Ласточкой, со мной произошло хоть что-то подобное тому, что произошло тогда со мной и Славкой Сладкоежкой в ТЕХ горах, после того, как растяжка с гранатой на конце убила Сладкоежку и, оставляя незаживающие шрамы на ясной глади Вечности, распорола мою жизнь надвое.
Севка смотрит на меня, смеётся, шевелит губами вслед за мной, повторяет про себя понравившиеся словечки, старается запомнить смешные фразы, - он в меня влюбляется. А я его люблю. И я готов сломать Мир, перевернуть его, я готов жечь, убивать, предавать и давить всё, что только мешает мне, Славке, Севке, миллионам таких, как они. Что их мучает, бьёт, насилует.
Кто достоин Любви? А кто её получает? Не всегда, - Боги справедливы, при всей своей вздорности, - но кто получает Любовь сплошь и рядом? А Севка достоин Любви, и Славка достоин, - а я? Ласточка мой считает, что я достоин. Сладкоежка ни о чём таком не думал, он меня любил и всё. Как это много, это "всё"! А Севка, он... Я не хочу, чтобы он думал и рассуждал, я не хочу получить Любовь в благодарность - за что бы там ни было - я на многое готов для Севки, оказывается, давно готов, но я хочу, чтобы Севка сам и только сам решил... полюбил. Ну, да. Благодарность. Это важно, но я... Я запутался. Но я понял, почему сегодня ушёл Славка Сладкоежка, почему он ушёл спокойным, и я вижу, что Севка в меня влюбляется.
Славка "Сладкоежка" Сладцев. Ты ушёл, теперь ушёл, но ты, конечно же, навсегда остался со мной. Я не смогу, - а вдруг, всё-таки? - теперь, наверное, разговаривать с тобой, как ещё говорили мы с тобой до сегодняшнего утра, вслух почти, напрямую, но ты со мной навсегда. И я. Я тоже с тобой, что бы ни случилось, что бы как не повернулось. Но... Да, будет ещё жизнь, очередная в бесконечной череде, надо достойно к ней, следующей жизни подойти, - и тогда...
Только я не хочу, чтобы в следующей жизни были взрывы поставленных по-подлому кем-то на растяжку на звериных тропах гранат. Пусть как угодно, пусть будут бои, честные, - бои всегда честные, пусть будут пули и взрывы, но пусть всё будет по-честному. И пусть даже будут попадания, даже и в нас, но пусть чаще попадаем мы, - это правильно, - пусть мы попадаем в "тех", которые против нас потому, что они неправы! Только так. А Любовь, это тоже попадание, попадание в нас.
Говорят - те, кому не пришлось этого испытать - что в одну воронку снаряд дважды не попадает. Ещё как попадает! - это я им говорю, не бывавшим под огнём, - ещё как попадает, всё ведь зависит от плотности огня. И Любовь не промахивается, никогда! - им говорю, не любившим. Поэтому и нужно стрелять. Часто, с отвагой, не особенно размышляя головой, надо стрелять сердцем, и попадать, - Любовь не любит нерешительных и неметких.
И, наконец. Да ну! Какой же это конец!
Нет, это не конец. Я хочу знать и хочу рассказать, что будет дальше, поэтому... Нет, я в большей степени хочу знать, нежели рассказывать.
Славян. Ласточка, прошу, можно полетать, можно покувыркаться, опираясь на упругий батут воздуха над гладью голубого озера, можно на резких чётких виражах чертить по этой бездонной - там живёт ясная Вечность - глади горного озера острым стремительным крылышком. Только, знаешь, так: чтобы без шрамов. Не надо оставлять шрамов на глади глубин голубых горных озёр, нельзя пытаться исказить ясность, сынок.
Да? Новости. Знаешь, Вячеслав, я совершенно оставлю, пожалуй, как бессмысленные, попытки уловить смысл и мотивацию твоих... Мда, то тебе рот не закроешь, - прищепкой, разве что, какой-нибудь, - а то.
А-а, вот "про что ты имеешь в виду"! А что... Молодчина, Ласточка, умничка! Пусть, - я согласен, я думаю, что ему есть что сказать, пусть говорит Севка. Всем есть, что сказать, а Севка теперь с нами, у него право на это появилось. Я думаю, он нас удивит, я у него в глазах разглядел то, что может изменить Мир, пока лишь наш с тобой, Славка Ласточка, но Севка растёт, и он вырастет, я не позволю ему не вырасти, как Сладкоежке, оставшемуся пацаном навсегда в ТЕХ горах, Севка теперь с нами, он будет жить с нами, - и тогда, глядишь... <
