Моя футанари. глава 1. хороший способ

Сашенька мне рассказывала про свою семью, да я и сама видела, что они помогали друг другу по-родственному, причём не только руками. У них нет такого понятия, как инцест. Они даже частенько рожают от самых ближайших родственников. Сестра от сестры, мама от дочки или дочка от мамы, а иногда просто живут по несколько особей и не парятся, кто с кем и от кого залетел. А самое интересное, у них и от них не рождаются мальчики, только футанари с большой женской грудью, с двумя половыми органами, мужским и женским, и все ростом под два метра. Ох, какая я впечатлительная. Вагина опять распустила нюни от воспоминаний и начала плакать горькими слезами. Вспомнила, как Сашенька при мне наяривала свою родную сестру, а потом и мать. Но я-то воспитывалась в обычной семье, хотя у меня была только мама, и той давно уже́ нет на этом свете. И воспитала она меня как обычного ребёнка, объяснив, что такое инцест и почему им нельзя заниматься. Поэтому взять в руки член своей дочери, для меня будет, по меньшей мере, странным.

Нет, в принципе в руки я его смогу взять, но я так легко возбуждаюсь, глядя на эту дубину, так напоминающую первую любовь, что мне придётся пото́м мастурбировать и не один раз. А вдруг я когда-нибудь забудусь, что это член не мужа, а дочери? Я же такая растяпа, особенно когда «трудные дни». А значит, это будет инцест. Нет, я не должна брать его в руки, для меня это огромный запрет! Всё. Решено. Научу её онанировать, и на этом моя миссия как матери закончится.

— Лера, доченька, идём ужинать, — кричу в направлении двери в её комнату.

Выходит. По пояс голая… снизу. То есть, как я её застукала, так она и вышла, только майку опустила и теперь её край лежит на... Член торчит перпендикулярно плоскому девичьему животику. Совсем не так как у Сашеньки, у неё он был задран под углом примерно в сорок пять градусов вверх, а у моей девочки, направлен вперёд и слегка загнут к низу. Это из-за того, что она подгибает его под себя, чтобы не было видно. Я сама когда-то показала ей это, о чём сильно сожалею сейчас. Кто же знал, что это приведёт к таким проблемам?

— Что у нас сегодня на ужин? — не очень радостно, но с интересом спрашивает Лерка.

— Хочешь рис с подливкой, хочешь блинчики с творогом? — на её аппетит я никогда не жаловалась.

Ещё бы. Тело растёт, да и для спермы нужны белки и что-то там ещё, не знаю, я университетов не кончала.

— Давай блинчики с маслом. Нет, с мёдом, так вкуснее. Только от них член стои́т дольше. Хотя, сегодня можно, завтра же в школу не идти, каникулы начались.

— Как? Уже́? И надолго?

Это хорошо, что каникулы. Возьму-ка я тоже пару недель в счёт отпуска. Буду с дочей экспериментировать. Узнаю, сколько раз ей нужно кончить, чтобы шесть часов член не вставал, это примерно столько она проводит в школе.

— Почти на две недели.

Нормально, отдохнём, заодно и вычислим её потребности и способности. Мы покушали, поболтали ещё о том, о сём. Не говорить же за столом о её пенисе. Помыв за собой посуду, направились в мою комнату.

— Ты свою елду-то собираешься прикрывать? Или намерена всегда так ходить? — чуть не добавила: «Я ведь возбуждаюсь», но вовремя опомнилась, хотя нюни моя щель опять распустила.

— Я постирала все свои трусы, они не высохли ещё. Последнее время из него течёт почти постоянно, и запах от выделений долго держится, часто проветривать приходится. А ещё мне одежда там всё натирает, давит и он от этого только сильнее встаёт.

— Ладно, ходи сегодня так, — смилостивилась я, чтобы хоть как-то не раздражать вспыльчивую дочь. — Но учти, завтра с утра мы с тобой проведём небольшое исследование твоего организма. Будем определять, сколько раз тебе нужно кончить, чтобы продержаться шесть часов, пока в школе уроки не закончатся

— Мам, ты серьёзно? — удивлённо вскинула брови дочь.

— Конечно, серьёзно. Давай, начинай, — кивнула в сторону торчащей бандуры.

— Ты хочешь, чтобы я сейчас, при тебе, начала… дрочить? — смутилась Лерка.

— Не дрочить, а сбрасывать напряжение. Откуда такие слова похабные? Чтобы я больше такого не слышала!

— Ну, извини. Я просто не знала, что это так называется. Но как же я буду это делать при тебе? Я как-то стесняюсь, — она опустила зелёные глаза и прикрыла их пышными закруглёнными ресницами.

— А ходить голой ниже пояса не стесняешься?

— Ты же меня там с самого рождения всю до последней складки знаешь, чего прятать-то?

— Вот и потереби свои складочки, и непременно при мне. Чтобы я знала, как ты это делаешь и не переживала за тебя. Больше дела, меньше слов, давай начинай, а то он давно стои́т. Как бы застой крови не образовался, — настаиваю на своём.

Лерка поняла, что я не отстану, осознала всю безвыходность своего положения и, чтобы снова не конфликтовать, легла на мою широченную кровать, взяла в руку свой не детский член и, прикрыв глаза, начала медленно по нему водить. Изредка она косо бросала взгляд из-под чёлки, изучая мою реакцию. Похоже, ей тоже хотелось хоть какого-то удовлетворения, иначе бы она много чего мне высказала.

Я наблюдала за этим процессом, пуская слюни и вспоминала, как моя Сашенька делала тоже самое, когда мы были ещё не женаты. Я тогда стеснялась взять в руки её член и помочь в этом нелёгком деле, а она сильно не настаивала. Только смотрела на мою киску и приговаривала: «Опять твоя нюня нюни распустила». Конечно, потом я набралась смелости и помогала ей не только руками, но и нюней, но это было позже, когда собственная любознательность и желание не только прикоснуться к этому чуду природы пересилило страх и девичью застенчивость.

Розовая головка то скрывалась, то появлялась из крайней плоти и блестела, обильно смазанная прозрачной жидкостью. Когда растянутая шкурка вновь собиралась в сморщенную кучку кожицы на самом кончике и прятала в себя это естество, то скопившийся предэякулят пополнял тоненькую ниточку этого выделения с капелькой на конце и падал на пальцы дочери, а потом медленно стекал на постель.

Помню, как я любила слизывать эту солоновато-терпкую слизь с члена Сашеньки. Даже почувствовала сейчас этот вкус на своём языке. Внизу живота снова сладко заныло, во рту обильно выделилась слюна. Сглотнула.

Появилось желание припасть губами к этой розовой головке и высосать весь сок из девственно-розового члена. Размазать его по своему рту, а потом проглотить всё и промычать нотки забытого удовольствия.

О чём я думаю? Нет, нет и ещё раз нет! Я не только свой рот не поднесу, я даже в руку не возьму этот член!

Тем временем Валерия запрокинула голову и прикрыла глаза. Рука замелькала чаще, и как только первые струи спермы вырвались из члена и, перелетев через меня, смачно плюхнулись где-то позади, я услышала приглушённый возглас. Дочь, скорее всего, ещё стеснялась кричать во весь голос. Не успела я об этом подумать, как следующий смачный плевок ударил мне в лицо, другой разлетелся о мою грудь, намочив платье, а последующие стреляли всё ниже и ниже, до тех пор, пока этот сироп не стал просто медленно вытекать из щёлочки на конце дубины.

Мокрая лужа на постели и крупные тягучие капли от моего лица до трусов стекали по груди и животу. Мои пухлые ноги были полностью забрызганы липкой субстанцией. Намокло всё: платье, лифчик, трусы и даже мои белоснежные носочки вмиг стали мокрыми.

— Ты что наделала? Не могла в сторону свой брандспойт отвернуть?

— Прости, мам, я в это время ничего не видела и не соображала что делаю. Я сейчас всё в машинку закину. Давай, снимай. Ой, какое всё липкое. Подними руки вверх, я платье сниму

Она потянулась к моим труселям, чтобы снять и их, но я во́время вцепилась в резинку руками.

— Не надо, у меня прокладка стоит, если снимешь, то я ещё и кровью всё заляпаю.

Да, уж. Бывало и похуже. Сашенька меня так заливала, что на мне живого места не оставалось. Я полностью вся покрывалась липкой тягучей смесью. Хорошо хоть она легко смывается и отстирывается, если конечно не дать засохнуть.

— Ну что, полегче стало?

— Немного полегче, но он всё ещё стои́т. Нужно ещё разок.

Я заметила, что дочь просто откровенно пялится на мою голую грудь, плавно покачивающуюся при каждом движении.

— А не от моего ли вида у тебя снова стояк? Он же вроде у тебя падал? Я точно помню, что он опускался. Смотри, даже дорожка твоей спермы подтверждает это. Пойду-ка я лучше душ приму, пока ты тут своё «напряжение» успокаиваешь.

— Нет, мам, нет! Прошу, не уходи. У тебя такая красивая грудь, — схватив меня за руку, она не сводила с неё глаз. — Если я буду на неё смотреть, то быстрее кончу.

Ого! Да у моей дочери встал на собственную мать? Хотя чего удивляться, грудь у меня действительно красивая, а дочь — футанари, да ещё и в пубертатном периоде, когда гормоны чуть ли не из ушей лезут. Как я не старалась, я так и не смогла привить ей понятие инцеста. Видимо у футанарок это в крови. Я помню, как Сашенька мучилась спермотоксикозом. У неё тогда вставал на всё что движется, а уж на голые сиськи и подавно, и неважно чьи, мои, матери или её сестры.

— Ладно, ладно. Только поторопись. А то сейчас всё засохнет, потом мочалкой не ототрёшь. Придётся ванную набирать и отмокать.

— Да, мамуль, ты только не отворачивайся от меня, не прячь их.

Я сидела перед ней в позе русалки, стараясь не смотреть на член, который так и рвался попасть в поле моего зрения. Моё возбуждение тоже повысилось от воспоминаний и вида такого хорошего члена, что те соки, что вырабатывала сейчас моя нюня, быстро впитывались в прокладку и пока никак себя не выдавали.

Второй раз моя девочка долго не могла кончить. Я видела, как она старается, но у неё ничего не получалось. В конце концов, Лерка встала передо мной на колени, и её кулачок замелькал буквально в десяти сантиметрах от моей груди.

— Мам, можно тебя потрогать?

Я без задней мысли ей разрешила, утвердительно мотнув головой. Подумаешь — потрогать, что тут такого. Трогай, сколько хочешь. Но когда она полезла лапать меня за сиську, я тут же пожалела об этом, но было уже́ поздно. Я только отвернулась на некоторое время, чтобы скрыть закатившиеся глаза, но потом снова стала наблюдать за процессом.

Её левая ладонь скользнула сверху вниз по моей правой груди и, наткнувшись на тут же затвердевший сосок, сжала её. Нет, мне было не больно, а даже наоборот, очень приятно. Сашенька сжимала куда сильнее. Давно никто не лапал за титьки, тело соскучилось по этим милым сдавливающим движениям ладоней. Проснулись мои старые воспоминания о том, как долго и упорно меня месила возлюбленная. Я чуть не застонала от всей этой мешанины реалий и воспоминаний, но во́время опомнилась и лишь прикрыла рот рукою, чтобы дочь не услышала даже позывы волнующих стонов.

Правая рука продолжала свои движения, теперь уже́ в такой беспардонной близости от меня, что её кулачок бился в мою левую грудь, а головка елозила по напряжённому соску, размазывая бесцветную жидкость, выделяющуюся из члена. Приятно ли мне было? Не то слово! Это было бесподобно. Мои груди и без того были мокрыми от спермы, поэтому когда тёплый, почти горячий член скользнул между ними в ложбинку, а руки дочери сжали мои сиськи и сильнее прижали друг к другу, я чуть не взвыла

— Мамочка, мамочка, пожалуйста. Я сейчас… А, аа, ааа, — забилась она в оргазме, с силой пихая свою дубину между моих сисек и брызгая мне в подбородок тугими струями спермы.

Я чуть не задохнулась от удовольствия, поэтому не только не оттолкнула дочь, но всё-таки не удержалась и схватила её за эти бесподобно-мягкие полушария ягодиц и моментально притянула их к себе. Сработала старая привычка. Руки-то помнят. Во́время опомнившись, что непроизвольно сделала пайзури, я отвернула голову в сторону, чтобы не наклонить её вперёд и не насадить свой рот на этот фонтанирующий орган.

— Ой, мамочка! Ой, как хорошо! — кричала дочь в порывах оргазма. — Спасибо! Я тебя так люблю! Маамаа! — двигая бёдрами вперёд, она стреляла с такой силой, что сперма чуть-чуть не долетала до потолка.

Я прикусила язык, чтобы не издавать похожие звуки. Прекрасно понимая, что нужно что-нибудь высказать. Но, что тут скажешь? Сама завелась, сама разрешила, сама прижала, а потом ругать? Ругать ни в чём не повинного ребёнка? И кем я буду выглядеть? Сейчас в глазах дочери я просто помощник, а буду злыдней, которая всё спровоцировала, а потом встала в позу сварливой бабы. Нет, нужно это всё прекращать. Лучше пойду, отмоюсь, липкая вся. Так будет лучшее.

— Всё, угомонилась? Слазь с кровати, я простыню поменяю, а потом пойду мыться, заодно всё что заляпала в стиральную машинку закину.

Она шустро спрыгнула, мотнув колбасиной, повисшей вниз головой, и скрылась за моей спиной. Я, на коленях, скрепя матрасными пружинами, пятилась задом, чтобы слезть и попутно сдёргивала насквозь промокший материал. Когда мои носочки коснулись пола, я почувствовала своими пышными булочками, как врезалась в стоящую позади дочь. Оказывается она стояла сзади и любовалась моими крупными округлостями, так смачно играющими аппетитными булочками. Обе ойкнули от неожиданности, вернее не ожидала я, а доченька специально подставилась, чтобы её член и мои ягодицы встретились. Она, чтобы не упасть, ухватилась за мою объёмную часть тела, а я врезалась в её пах и чуть не сшибла с ног, но Лерка не торопилась меня отпускать. Когда я выпрямилась, она прижалась своей мокрой майкой к моей спине, расплющив свои тёплые груди, и поцеловала меня в шею. Вот это зря она сделала. Мурашки табуном побежали от этого места и, быстро разбредаясь по всему телу, заставили меня вздрогнуть. Ноги чуть не подкосились. Я почувствовала, как её полено снова стало наливаться кровью и протискиваться между моими мокрыми сколькими ляжками. Пока я стояла и собирала руками огромный мокрый кусок материи, её член встал полностью и, проскользнув между моих толстых ног, выглядывал из-под моего лобка. Мой план о бегстве в душ грозил провалиться с каждой секундой.

— Лерка, ты чего делаешь? А ну, пусти.

— Мамочка, мамочка, подожди, мне так хорошо, ещё минутку, не шевелись.

— Лера, это уже переходит всякие границы дозволенного. Прекрати сейчас же!

— Мам, ну пожалуйста, пожалуйста, просто постой так немного, я же ничего плохого не делаю.

Ага, не делает она. Я же возбуждаюсь от одного вида этого члена, а тут такие сладкие прикосновения, да ещё где? Между ног! Всё, мой план быстро покинуть комнату не сработал. Я уже́ фактически оседлала её член. Опять нюни, наслаждение, опять ладошки, сдавившие меня в районе пояса, мяли мои мягкие места́.

Снова вспомнила свою Сашеньку. Она делала точно также, только движения были резче, а хватка крепче. Моя рука потянулась назад и коснулась снующих бёдер моего ребёнка, как будто я заряжалась той молодой энергией, которая сейчас передавалась мне, возбуждая тело и согревая душу

Она практически загнула меня буквой зю, и только плотные трусы спасали меня от оргазма и проникновения в мою сочную нюню. Я чувствовала, как дрожит её член, как сжимаются ладони. Моя Сашенька тоже так дрожала, перед тем, как кончить, только её член был во мне. Вдруг руки дочери переместились на мои качающиеся груди, она вновь прижалась к моей спине, и потянула на себя так, что моя попа просто расплющилась об её пах и... новая порция семени захлестала из этого горячего вибрирующего о́ргана. Этот ствол распирал мои мягкости возле кисоньки, извергая сильные струи, которые шумно разбивались где-то внизу возле пола, а она ещё долго водила членом между моих ног, стреляя спермой, часть которой стекала по краю кровати, а часть по моим ляжкам на пол, где образовалась приличная лужа белесого цвета, растекающаяся во все стороны, даже под кровать.

Вот до чего ты докатилась, Марина? Уже стала позволять дочери использовать своё тело для удовлетворения сексуальной потребности.

— Лера, ты понимаешь, что мы сейчас сделали?

— Да, мамочка. Ты показала мне, как ты меня любишь, как заботишься о том, чтобы сперма не полезла у меня из ушей, как оберегаешь от того, чтобы кто-нибудь не заметил мой член, когда встанет. Я так тебя люблю! — она снова поцеловала меня в шею и мои ноги опять чуть не уронили мою тушу, моментально подкосившись.

Вот как? А я-то хотела сказать далеко не это, вернее совсем не то. Ладно, пока пусть думает так, но в следующий раз, я обязательно скажу, что на самом-то деле так делать нельзя, что мы мать и дочь, что такие действия расцениваются как нечто непотребное, как табу, как запрет, как инцест, в конце-то концов. Мне бы сейчас отвесить ей затрещину и сказать, что этого больше никогда не повторится, что так делать нельзя, что это запрещено. Но её слова задели другую сторону этого аспекта. Да, она права, она умница и не буду её в этом переубеждать, во всяком случае не сейчас. Она открыла своей мамочке глаза и заставила посмотреть на происходящее с другой стороны.

— Я совсем не то хотела сказать, — выпрямляя спину, продолжаю комкать простыню.

— Я поняла, мамуль. Ты у меня просто чудо. Мы с тобой сделали открытие. Мы нашли просто изумительный способ сбрасывать моё напряжение. Мне теперь так легко! Внутри ничего не давит. Я теперь спокойно могу сходить в магазин и купить что-нибудь из продуктов. Теперь я могу не бояться, что член встанет по дороге и оттопырит юбку или платье. Давай деньги, говори что купить. Чур, я первая в душ.

Хм. Она не с того, не с сего стала такая весёлая и жизнерадостная, наверно всё воспринимает по-своему, за чистую монету. Как же давно я не видела её такой. После этих слов даже не хочется огорчать другой стороной этой медали. Ох уж эти медали — педали. Вот у неё медаль так медаль. Вон, болтается вниз головой между ног. Того и гляди с размаху заденет за кого-нибудь, мало не покажется. О чём это я? Опять засмотрелась на её причиндал. Ладно, пусть пока будет так, потом посмотрим.

Я вытерла полы скомканной простынёй, села на край кровати и стала ждать, когда дочь выйдет из ду́ша. Сперма уже́ начинает подсыхать, придётся отмокать в ванной.

Лежу в тёплой водичке, дочь убежала в магазин, у меня есть около получаса на расслабление. Соски всё ещё торчат, возбуждение ноющим грузом тянет низ живота, и мои пальчики потянулись вниз к мягонькой нюне. Ох, как хорошо. Нужно успокоить свою похоть, а то так и будет зудеть.

Десять минут ласки, и я содрогаюсь в сладких конвульсиях оргазма. Ещё несколько минут, и второй экстаз окунает меня с головой под воду. Выныриваю, откашливаюсь. Хватит, нужно остановиться. Скоро дочь прибежит, а я всё ещё «отмокаю».

Розовая вода от моих обильных месячных водоворотом убегает в слив, пока я намыленной мочалкой тру своё упругое, в меру упитанное тело. Вот и всё, споласкиваюсь под душем, вытираюсь, выхожу. Минут через пять прибегает дочь.

— Ну, как? — спрашиваю насторожившись.